— А её вы видели? — В голосе Говарда промелькнуло нескрываемое любопытство.
Монтгомери равнодушно пожал плечами.
— Давно, я помню её девчонкой. Милая такая крошка была. Она же крестница Корбина. Он был весьма дружен с Фареллами. Но вас-то с чего это так волнует, Говард? — насмешливо осведомился он, взяв газету.
Выражение лица Чарльза Говарда мгновенно изменилось. Теперь перед Монтгомери сидело воплощение невозмутимости и присутствия духа. Если бы не безвкусный галстук, его можно было бы даже принять за джентльмена.
— Меня? С чего вы это взяли? — сухо осведомился Говард, вынимая портсигар. Потом бесцветным голосом поинтересовался, — есть что-нибудь новенькое в газете?
— Нет, — резко отозвался Монтгомери и отбросил «Таймс», сделав вид, что внимательно разглядывает пейзаж за окном.
Он откровенно злился. Ох уж мне эти доморощенные политики из таверны! Утром они сидят с газетой в руках, а вечером обсуждают её с трубкой в зубах. Они не могут существовать без «Таймса», «Морнинг кроникл», «Геральда», точно в них и смысл их бытия. Они нетерпеливо ждут и вечернюю газету: ведь утренние новости надоедают уже к обеду, но тут «вечерних радостей набор» — королева, новая пьеса, очередной боксёрский поединок, восстание в Греции или Неаполе, котировки акций, смерть царей — держит доморощенных политиков в напряжении до ночи.
Монтгомери вообще не любил газет и всегда предпочитал быть немного в стороне от суеты. Как странно, что люди столь живо интересуются тем, о чём завтра забудут! А впрочем, что тут странного? На самом-то деле им не интересно ничего, но надо же о чём-то разговаривать! Мысли подаются им как меню, и всё мироздание — история, война, политика, мораль, поэзия, метафизика — для них словно подшивка старых газет, бесполезных даже для справок, кроме той, что сейчас лежит на столе! Глядя на все пустыми глазами, они интересуются: «У вас есть что-нибудь новенькое?» и, услышав отрицательный ответ, не могут сказать ничего. За пределами последних суток они напрочь лишены каких бы то ни было мыслей. А если вы в беседе обнаружите иные знания, кроме газетных, вас сочтут непрактичным глупцом, не сведущим в делах мира сего.
— А кто будет у Корбина? — на сей раз в голос Чарльза Говарда был спокоен и безразличен.
— Не знаю, — столь же безучастно откликнулся Монтгомери. — Меня пригласил сам Генри, он написал, что должен приехать сэр Эдвард Марвилл. Ну и, конечно же, — он с нарочитой серьёзностью склонил голову к собеседнику, — у Генри будут его племянница мисс Сьюзен Сэмпл, ваша невеста, и её кузина Кэтрин Монмаут, невеста Марвилла. Кто будет ещё — мне неведомо. Да и какая разница? — с лёгкой долей деланого простодушия осведомился герцог, по-стариковски глуповато заморгав, прекрасно понимая, однако, что Говарда интересует, сколько потенциальных претендентов на руку молодой вдовы соберётся в замке.
