Неспавший сосед задумчиво посмотрел как будто сквозь нее и нажал кнопку вызова стюардессы.
Звука никакого слышно не было, но Валя вздрогнула, открыла глаза, встряхнула головой, неслышно похлопала себя по щекам. Как-то смешно зашевелила ногами – видимо, надевала туфли.
-- Ты почему не спишь? – вдруг спросила Марта шепотом. Она смотрела на Марину широко раскрытыми глазами, словно бы и не спала вовсе всего несколько секунд назад.
-- Не спится, -- ответила Марина точно также, шепотом, и улыбнулась.
-- А ты закрой глаза и думай о чем-нибудь приятном, -- улыбнулась в ответ Марта, -- И тогда заснешь. А то завтра уставшая будешь…
И сама закрыла глаза, повернувшись на бок лицом к Марине и положив руку ей на талию, словно бы приобнимая.
Стюардесса подошла к соседу справа, наклонилась к нему. Марину всегда удивляла и восхищала эта бесшумная грация бортпроводниц первого класса, эта сдержанная предупредительность и безупречное чувство собственного достоинства. Валя отвернулась от соседа и посмотрела на Марину, только одними глазами спрашивая, не нужно ли чего.
«Водки бы», -- подумала Марина, но тогда пришлось бы садиться и беспокоить Марту. Марина неопределенно качнула головой, и стюардесса бесшумно скрылась за шторой.
Она закрыла глаза. Тело слегка ломило от усталости, но спать было жалко. Ей нравилось чувствовать приятную тяжесть руки Марты, слушать ее ровное дыхание, ощущать ее совсем рядом, близко-близко. Она уговаривала себя тем, что по возвращении в Москву Марта никуда не денется. Что все будет также, как прежде, – ведь ничего же не произошло. Было хорошо и непринужденно, и ничего не испортило поездки. И было это странное тягучее ощущение того, что вот отдыха, вот этого времени, проведенного вместе, было мало, и была какая-то стойкая внутренняя убежденность, что Марта чувствовала то же самое, что ей тоже было мало, а значит, когда-нибудь это можно будет повторить. Она говорила себе, что они также будут видеться почти ежедневно, почти все свободное время. Даже если чуть меньше, что в общем-то тоже может быть неизбежно, то все равно будут – почему нет? Но чувство сожаления росло в ней, не уменьшаясь и не стихая, а лишь нарастая, потому что такой вот близости, вот этого тихого дыхания сна, этого спокойного лица, этих закрытых глаз, этого тепла тела, смешанного с легким, еле-уловимым ароматом «Маже Нуар», – вот всего этого не будет. И потому ей было жалко тратить эти драгоценные часы, оставшиеся до прилета в Москву, на сон, на отдых, на себя. Она хотела впитать в себя весь этот воздух вокруг себя, всю эту ауру Марты – с запахами, звуками, малейшими шорохами, чтобы запомнить и сохранить в себе надолго, на потом, когда этого всего уже не будет.
