Это был один из самых трудных вопросов, который она себе не задала, не успела задать, но на который ответ у нее уже был, и она страшилась его. Потому что не знала, правильный ли он. И страх этот усиливался сознанием того, что данный ответ -- единственный, и другого не будет. Она допускала, что, быть может, есть и другой ответ -- не положительный, а отрицательный, но он все равно ничего не значит и не может значить. Потому что совсем не важно, стоит ли Марина того или нет, нужно ли жертвовать своей жизнью ради нее или нет, а важно совсем иное -- независимо ни от чего жертвовать она будет. Более того, если Марине понадобится -- и не обязательно для чего-то действительно важного или просто существенного, а так, ради пустяка или даже прихоти, она, Марта, в тот же момент и не задумываясь подстелит эту свою благополучную и в общем-то даже успешную жизнь под ноги Марине, и тем будет счастлива.
Но время шло, и пришло время отвечать на вопросы. И Марта понимала, что настало это самое время, когда нужно отвечать себе на свои же собственные вопросы. Несмотря на то – а может быть как раз потому, что эти вопросы были неприятны, и их было много, и число их росло с каждым днем. А ответов на них не находилось. И было понятно, что ответы эти сами собой не появятся, их нужно искать, и даже выискивать, старательно и долго размышляя, тратя на них и на их поиски и время, и силы. Потому что они важны – и вопросы эти, и ответы на них.
Но вот что удивительно, не смотря на всю эту свою исключительную важность, все они как один мгновенно исчезали, стоило лишь Марине оказаться рядом. Вернее, они исчезали еще до ее появления, буквально в тот момент, когда выяснялось, что Марина скоро будет рядом. И когда она, наконец, рядом оказывалась, Марта погружалась в состояние такого полного и абсолютного покоя, такой безусловной отрешенности, что все эти вопросы, все тревоги и беспокойства казались пустяком, чушью, мелочью, решительно ничего не значащей и не стоящей вообще никакого внимания. Это чувство странной, необъяснимой завершенности, некой точки, замыкающей круг, в которой сходятся начало и конец, ощущение и осознание некоего итога – правда, непонятно какого и непонятно чему, - было столь велико, что захватывало ее всю, целиком. И больше ничего не нужно было хотеть, искать, ждать, потому что все, абсолютно все – во всяком случае самое главное и важное, - было найдено и обретено. Это было как достижение цели, решение задачи, покорение вершины. Это было что-то вроде вечера пятницы, когда уже пришел домой, а впереди два законных выходных, полных безделья и любимых, необременительных занятий. Или как начало отпуска, когда стоишь в дюти-фри и думаешь, чтобы такое купить, исключительно ненужное и именно поэтому приятное, когда уже паспортный контроль пройден, а на рейс объявили посадку, но есть еще минут десять, чтобы доставить себе маленькое непредусмотренное удовольствие – в знак того, что отпуск уже начался. Или же как море в первый день приезда, когда смотришь на его исступленно сияющую поверхность из окна номера и просто любуешься им, совершенно точно зная, что вот теперь, всего через несколько минут оно точно будет твоим. Это была Марина.
