куртка – была на неизвестном, который парковал «лексус» Джоеля.
Он выключил компьютер и чуть приоткрыл занавеску. Ни в одной из хижин свет не горел, на той стороне канала привычно мерцали огоньки. Шел моросящий дождь. Он очень устал, и его не покидало ощущение безнадежности. Ангела в нелепой позе на полу в квартире на Шеппаргатан – картинка точно прилипла к сетчатке.
От жалости к себе выступили слезы.
А если это и вправду он?
Невозможно? Почему невозможно… Помрачение сознания, вспомнил он термин. Разве не то же самое было тогда с Эвой Дальман? Полный блэк-аут, мир почернел и исчез, а когда сознание вернулось…
Ангела открыла дверь кому-то, кого ждала. А ждала она Катца, они договорились о встрече.
Ну, нет. Он доверял своей памяти. Это был не он.
Издалека донесся вой сирены. Сердце мгновенно забилось, хотя он прекрасно знал, что это мчащаяся в Южный госпиталь «скорая помощь».
Где-то уныло, с равными, как по метроному, промежутками, мяукала кошка. Пьяные голоса – мимо шла группа крепко поддавших юнцов.
Он инстинктивно понимал – долго здесь оставаться нельзя. Рано или поздно его найдут.
Йорма. Он давно уже не слышал о нем… неважно. Надо разыскать Йорму.
* * *
Они не виделись с конца нулевых. Тогда Йорма в очередной раз загремел в тюрьму за соучастие в вооруженном грабеже и только что освободился. Встретились в кафе в «Галерее» и обрадовались, как дети. С Йормой так всегда: могли годами не видеться, а встречались так, будто расстались вчера. Братья по оружию, подумал тогда Катц, это на всю жизнь, неважно, какое оружие и за что сражались. Он разглядывал угольно-черную челку и крепкие, сжатые в кулаки руки, годные на что угодно – в зависимости от обстоятельств. Построить дом, к примеру. Или защитить свою честь. Или, ко всеобщему удивлению, играть на рояле. Их дружба была настолько безоговорочной и безусловной, что напоминала скорее братскую любовь.
Знакомы они были с детства. Когда Катца после смерти родителей поместили в детский дом, Йорма был уже там. Его поместили туда насильно, согласно параграфу третьему соответствующего уложения. В глазах социальных служб – безнадежный случай. Но еврейский мальчик-сирота видел в нем себя самого. Оба темноволосые, смуглые, они отличались от окружения. А то, что Йорма играл на фортепиано, противоречило всем неписаным законам, как если бы на свалке ни с того ни с сего выросли королевские орхидеи.
В кафе Йорма, захлебываясь, рассказывал, что собирается переезжать в Таиланд. Какой-то его старый друг открыл там собственное дело, в Районге, в двух часах езды от Бангкока, и пригласил Йорму как компаньона. Они построят там многоквартирный отель, что-то вроде кооператива для богатых тайцев. Йорма будет присматривать за местными рабочими, играть на рояле в баре… и, конечно, контролировать разборки, когда нужно. Он уже подкопил деньжат, есть что вложить в дело. Припрятал награбленное, догадался Катц.
