— Ну… ты эт… вот чё, кончай… баба. Мерзость свою тут…
— Ох ё, — пропела Дануха, хлопая себя ладошками по ляжкам и обрывая его пламенную речь, — никак мужска половинка взыграла? Отросток чем поссать ходишь зашевялися?
— Кончай придурковаться, Данушка, не хорошо это.
— А я чё? — всё так же нагло и вызывающе продолжала баба, подходя к сидящим, — вышла с бани, вас тута не ждавши, да ты к тому ж на моей одёжке расселся.
С этими словами она с силой дёрнула волчью шкуру, на которой действительно расселся Данава. От резкого рывка, он, бедный, чуть в костёр с бревна не улетел и если бы не Лад, его перехвативший в полёте, то точно бы ему жариться.
— Ну, хватит, — недовольно пробурчал уже Лад, продолжая воротить глаза.
Дануха прикрыв свои телеса шкурой, искала глазами рубахи, но нигде не находила.
— А куды рубахи мои дели, ебанутыя? — рявкнула Дануха.
— Да ни пужай ты их малахольных, — встряла в разборки со спины Хавка, вышедшая наконец из бани, но в отличии от Данухи, одетая, — я твои рубахи в бане замочила.
— А мне чё? — недоумевала Дануха, оборачиваясь на свою новую жертву, — гостям глаза мазолить, да пытаться соблазнить этих чё ли? Иль ты ряшила мною свою стаю камаров всю ночь кормить?
— И то дело, — весело отбила её нападки хозяйка, направляясь в избушку и продолжая уже кричать из неё, — глядишь обожрутиси да пиридохнуть. Мине легчи жити станить, хоть кровушку не кому будит пити.
Хавка вынырнула из избы с большим двухсторонним меховым одеялом и бросая его гостье, язвительно буркнула:
— На-каси, прикрой срамоту то, распутна.
— Ох ё, — только и пропела Дануха, ловя одеяло и заворачиваясь в него.
Затем подошла к сидящим колдунам и командным тонов рявкнула:
— Ну ка двигай, — и устелив шкуру обратно на то место откуда сдёрнула, плюхнулась к костру.
Наконец наступило перемирие.
— Здорово, подруженьки, — обращаясь к двум колдунам, начала приветственную речь хозяйка избушки, единственная оставшаяся стоять, притом с другой стороны костра от сидящих, — чё припёрлиси? Сразу говорю, жрать неча. Гостья всё смитала, подчисту.
Тут встрепенулся Данава.
— Так мы ж не с пустыми руками, вон мясо принесли, — и он указал куда-то в сторону.
Хавка сделала несколько шагов в указанном направлении и горестно вздохнула:
— Так и знала, дармоеды. Им лень уж сибе пожрати сготовить. Помали кузнечика и тащат виковушки, чё уж присмирти. Бабанька приготовь, бабанька покорми, — подражая посикухам с юродничала Хавка.
Настроение у всей четвёрки было на подъёме. Круг был узкий, все свои. У баб настрой вдоволь по изгаляться, да на горе-колдунков с языков пену сдуть. Представителям веры тоже ничто человеческое было не чуждо. Они выправились. Растянули морды в улыбках, приготовившись огрызаться. Но неожиданно всё это весёлое и безмятежное рухнуло в один момент. Где-то со спины сидящих послышался приглушённый волчий рык. Народ резко оглянулись, а Дануху как под зад кто пнул. Она соскочила, сбросив с себя накинутое одеяло и лихорадочно заметалась в поисках клюки. Её оружие лежало там же где и было оставлено, рядом с мешком. Она схватила свою родную палку и со злорадным удовлетворением прижала рукой к древку волчий колдовской хвост. Тут же тело налилось силой и злостью. Она даже лучше стала видеть в темноте, но рассматривать особо было и не надо. Две пары глаз светились в лесу так, что не увидел бы их только слепой. До первого волка, а это были действительно волки, было шагов три по десять, не больше, но самих тел их было всё равно не видно. Дануха прикрыла глаза, принюхалась. Впереди стояла волчица. Кабель был моложе и стоял чуть поодаль, за ней. Дануха отрыла глаза, уставившись на суку, понимая, что из этой парочки она главная и перехватив клюку двумя руками, переступила бревно, сделав пару шагов в направлении нежданных гостей.
