«Странно, что меня до сих пор не ищут… Мать уже давно пришла с работы и, не увидев дома любимого сыночка, сразу же рванула в полицию и поставила там всех на уши. Уж орать-то она умеет! И дядьки полицейские с собаками уже должны носиться вокруг их дома, а может, и школы. Стоп, паровоз… Школа! Я же сейчас должен быть в школе! На дурацкой контрольной по физике!
Да, спасение откладывалось. До того самого момента, когда мать решит позвонить мне и выяснить, где это я прохлаждаюсь так долго после занятий. В спортивные секции я не хожу, даже от физ-ры освобождён ввиду общей хилости организма и наличия у матери в подругах врача-педиатра. Музыкальная школа тоже осталась в розовом детстве, и вообще, это только у сестры Юльки хватает терпения по два часа в день долбить свои до-ре-ми…
Витёк стопудово обалдел, наблюдая мою пустую половину парты, брякнул мне на сотик и, не дождавшись ответа, решил, что я тупо проспал. Ну, бывало со мной такое пару-тройку раз. После третьего раза Варсега вызвала мать в школу, и понеслось: мать весь вечер орала, обзывая разгильдяем и тунеядцем, и не преминула дважды ехидно вставить свою любимую фразу: «От осинки не родятся апельсинки». На отца намекала…
Засада… Витёк тоже будет в полной «незнанке», что я не дрыхну, как минимум до конца занятий. Как максимум – до звонка моей мамы… Вот тогда-то всё и закрутится. Хреново, но придется подождать…»
А ведь всего один его звонок решил бы все проблемы. И через час, ну, в крайнем случае – через два, он был бы притиснут к груди рыдающей матери, которая сразу же начала бы лить на него слёзы и громко целовать во все доступные места своего вновь обретённого блудного сына. Неприятно, конечно, но потерпеть можно.
И максимум часа через три он будет, сыто развалившись в кресле, рассказывать Витьку, у которого глаза постепенно, но целенаправленно полезут на лоб, о своих рвущих душу приключениях. Да, не забыть приврать что-нибудь о стычке с диким кабаном и парой-тройкой местных туземцев. Кстати, шишка возле уха должна добавить правдоподобности. Никита потрогал висок. Шастая по лесу, он как-то про неё подзабыл. Где же все-таки он так приложился?
От выпитой воды голод слегка притупился. В мокрой одежде становилось холодно, да и желание быстренько добраться до цивилизации бодрило. Никита решительно поднялся и двинулся по склону вверх. Довольно бодрые вначале шаги постепенно сменились менее бодрыми, а потом и совсем уж откровенно стариковским шарканьем. Никита устал. Точнее, он очень устал.
