— Как же быть с цветами? — спрашивает Аделе. — Торговались, торговались…
— Не все пи равно… Возьми положи этому пареньку… — В голосе Карлы — безразличие: пусть будет как будет. Она еще больше наваливается на Марианну — устала, и шепчет ей — Послушай меня, дочка. Женщина — всегда раба, была, есть и будет. Так уж лучше быть рабой человека, которого любишь.
На заводе Гавацци чувствует себя как дома. Огромный цех, машины, товарищи по работе для нее — все равно что для домашней хозяйки четырехкомнатная квартира, обстановка, дети. За воротами она уже не та. Тут ее можно сравнить с тяжело нагруженным возом, который тянет астматик ишак. В цеху, например, ни. сто не обращает внимания, если она нечаянно толкнет кого-нибудь или в тесноте толкнут ее. Но как только она оказывается за воротами, на тротуаре, в магазине, где угодно, — все и вся ей мешают. Не было случая, чтобы она оступилась в цеху. На улице же не пропустит ни одной ямки — обязательно в нее угодит, ни одной арбузной корки — непременно поскользнется. За сегодняшний вечер она спотыкалась трижды. В последний раз, не удержись она за столбик с табличкой «остановка», обязательно стукнулась бы о фургон, стоявший между трамвайной линией и тротуаром. Она задыхается. Холод для ее бедных щиколоток — зарез. В эти первые дни января, который обещает быть очень суровым, ей особенно скверно. В довершение всего она засомневалась, действительно ли есть такая улица: «Имени генерала Фары» или ей это только приснилось, а какой номер дома: 32, 23 или 123? Она чуть было не повернула обратно.
С некоторых пор Гавацци заметила, что у нее появилась привычка, как что не так, чертыхаться.
В поисках квартиры Инверницци она обошла с полдюжины темных, как склепы, подъездов, поднялась не на тот этаж, спустилась, позвонила не в ту дверь и, наконец, предстала пред удивительными и жаркими очами всего семейства. От батарей центрального отопления идет приятное тепло, тут же, под боком — диван. Она плюхается на него без сил и испускает тяжкий вздох.
— Я старый-престарый пес. Вернее, дряхлая сука, которой место — под забором.
— Будет тебе, будет! — увещевает Маркантонио. Он рад ее приходу.
— Только одряхлевших собак приканчивают разом, выстрелом из двустволки, а меня — каждый день понемногу.
Сильвия, более догадливая, поспешила накапать в рюмку кардиамина.
— Пей потихоньку, а то сведет ноги. Может, поешь?
— Я уже ела.
— А то приготовлю тебе суп из концентрата. Займет не больше пяти минут.
