— Не я один! Осмотр был комиссионный! Там были доктора Каррель, Рейнгольд, профессор Енохин…
— С них мы тоже спросим в свое время. Никто из тех, кто виновен в смерти Государя, не уйдет от ответа!
— Но мы невиновны! Ни я, ни мои коллеги…
— А кто же тогда вручил ему склянку? — проникновенно спросил чиновник для особых поручений.
Глаза Мартина Мандта, и без того расширенные, при этом вопросе вовсе вылезли из орбит; казалось, что медик близок к апоплексическому удару.
— Какую… какую склянку?! — прохрипел он.
— Склянку с ядом! Ведь ты дал ему яд, верно?
— Нет, клянусь! Всем, что есть святого, клянусь, я не давал!
— Но она была у тебя под рукой, не так ли?
— Да, была… она имелась… среди лекарств всегда есть такие… — зачастил Мандт. — Возможно, вы знаете этот поговорка, что все на свете есть яд, и все лекарство…
— Значит, яд у тебя был! — удовлетворенно произнес Углов, откинувшись на спинку стула.
До сих пор он блуждал в темноте и, что называется, стрелял наугад. О трупных пятнах он узнал не от слуг — те хранили молчание. Об этом членам группы рассказал научный руководитель проекта Григорий Соломонович. Он же сообщил, что многие современники связывали появление на теле Государя пятен с его возможным отравлением. И вот теперь лейб-медик фактически признался, что некая склянка с ядом у него имелась.
— Значит, яд у тебя был… — повторил статский советник. — И ты дал его Государю…
— Нет, клянусь, я не давал! — с жаром воскликнул Мандт. — Не дал, хотя он просил!
— Просил?!
— Да, да! Был такой минута, минута слабости, когда… Это был вчера… позавчера… нет, три дня назад, вот когда! Он очень мучился. Кашель, боль в груди и судороги… Он говорил: «Я не знал, что умирать так тяжело». Я, конечно, его заверял, что о смерти нет речи, что он выздоровеет… Но он уже не верил. И тогда он попросил… Да, один раз…
— И ты принес склянку?
— Да, я принес яд, который дает мгновенный смерть. Мгновенный и безболезненный! Но он уже передумал.
— Почему же?
— Он сказал… Государь говорил, что Ему запретила мать Иисуса… Как же это? Да, в русском языке есть такой слово, но я забыл…
— Богоматерь?
— Да, так, Богоматерь! У него над кровать висел икона. Очень для него дорогой, он рассказывал. И он глядел на нее, и Богоматерь сказал, что принять яд есть страшный грех. И запретил ему.
— Ну да, Богоматерь запретила, и Государь отказался, а ты все же дал! — заявил Углов. — Признайся — дал?
— Нет, нет! — вскричал лейб-медик, вновь прижав руки к груди. — Почему вы мне не верить?! Вы должен мне верить! Я применял самый лучший метод, атомистический метод, я сам его разработал. Я давал все лекарства, которые рекомендует наука, я тщательно их измельчал, чтобы организм усвоил. Но он не слушал! Он поехал сначала на свадьба к граф, потом на смотр! Он не говорил, что ему плохо, он говорил, что хорошо! Спросите других врачей!
