— Ну, надо признать, некоторое разочарование имелось… — нехотя выговорил Долгоруков.
Граф Киселев, как человек умный и чуткий, поспешил вмешаться и вывести военного министра из неловкого положения.
— А скажите, Василий Андреевич, как обстоят дела на театре военных действий? — спросил он. — Есть ли известия от Паскевича?
— Как же, известия я получаю ежедневно, — подтвердил князь. — Правда, доходят они с большим опозданием. Пока ничего утешительного Иван Федорович не сообщает. Евпаторию отбить у неприятеля так и не удалось.
— А что наследник? — спросил Орлов, меняя направление разговора. — Ведь вы, граф, с ним виделись?
— Да, не далее как сегодня утром, — подтвердил Киселев. — Должен сказать, что Его Высочество принимает происходящее очень тяжело.
— Да, я это тоже заметил, — кивнул Орлов. — Он совсем не рвется занять трон. В этом он весьма похож на своего царственного отца. Тот в роковые дни декабря памятного года, я помню, тоже воспринимал восхождение на престол не как подарок, а как тяжкий крест.
— Что ж, это хороший признак, — заметил министр государственных имуществ. — Еще Платон говорил — и великий император-философ Марк Аврелий повторил затем, — что лучшие правители получаются из людей, которые не хотят царствовать.
— Возможно, возможно… — пробурчал шеф жандармов.
— Мне кажется, Его Высочеству надо готовиться к худшему, — заметил Киселев. — Мы все молимся за здоровье Государя, но надо быть готовыми ко всему…
И то худшее, о котором говорил прозорливый министр государственных имуществ, не замедлило свершиться. 17 февраля состояние августейшего больного резко ухудшилось. Ему стало тяжело дышать — так тяжело, что каждый вдох приносил ему одни мучения. «Долго ли еще продлится эта отвратительная музыка? — спрашивал он в полубреду находившегося у постели лекаря Карелля. — Я не думал, что так трудно умирать».
Более Государь уже ничего не говорил. Утром 18-го началась агония, и в 12 часов с минутами сердце императора остановилось.
Начались обычные в таких случаях печальные хлопоты. Надо было выпустить официальный манифест, извещавший о смерти Государя, провести бальзамирование тела, панихиду, затем отпевание и, наконец, погребение. Шеф корпуса жандармов граф Орлов принимал в похоронах самое активное участие. И вот, посреди этих хлопот, 19 февраля, ему доложили, что в приемной дожидается посетитель.
— Кто таков? — спросил шеф корпуса жандармов. — Не из Варшавы курьер? Я жду оттуда рапорта.
