Я покачал головой: нет, никто не будет перерезать глотку ее храпящему дружку.
Она молча протянула руку к монетам, и я положил их ей в ладонь, стараясь, чтобы они не звякнули, а потом поднес к губам ее сжатый кулачок и поцеловал загрубевшую кожу суставов. Она вдруг резко вздохнула, и не успел я испугаться, что сейчас она начнет кричать, как она вдруг села и…
…поцеловала меня.
Это было неожиданно и странно, и я должен был бы отстраниться – для этого было много причин, даже если не брать в расчет простой инстинкт самосохранения, но в этом было что-то завораживающее и прекрасное, что манило к себе именно из-за подстерегающих на каждом шагу опасностей. Она была ненамного старше меня, такая теплая, гладкая, женственная, мягкая, – и на миг мне даже пришла в голову шальная мысль: а ведь может быть и так, что он не проснется…
И я не отстранился.
Это не был нежный поцелуй – он был влажным, откровенным и не скрывающим желания – эта девушка хотела меня. И пока ее мужчина храпел и ворочался на своей половине постели, она почти… почти соблазнила меня.
Я оторвался от нее, тяжело дыша, и увидел, как ее бледная кожа сияет в ярком свете луны, проникающем через окно. Я улыбнулся и укоризненно погрозил ей пальцем. Нет.
Она пожала плечами и, зажав золото в кулачке, легла обратно на подушки. Ее любовник повернулся, закинул тяжелую руку ей на грудь и снова загудел, словно растревоженный улей.
Ворошить этот улей вовсе не входило в мои планы, поэтому я быстро принялся за дело и обшарил все немногочисленные предметы мебели в комнате. Поначалу мне не попадалось ничего ценного: даже клинок его был весьма среднего качества, но потом я обнаружил прекрасный кинжал Капулетти, спрятанный в куче грязного белья. Забрав кинжал, я обратил внимание на закрытый сундук. Он был невелик, но представлял собой, вероятно, самую дорогую вещь в этой комнате, и мне даже пришлось повозиться, чтобы его открыть. Эти мгновения показались мне вечностью, ведь я опасался, что моя сообщница, получив золото, в любой момент может поднять крик и выдать меня. Но она честно соблюдала свою часть нашего молчаливого уговора, и я наконец открыл сундук, в котором…
Там было все, что осталось ему от предков. Я вынул старинный пергамент, тяжелый от печатей, поблескивающих тусклым золотом в лунном свете, – я взял его. Здесь лежали и фамильные драгоценности: тяжелые цепи, несколько драгоценных камней и на самом дне – клинок, неизмеримо дороже и прекраснее того, что он носил каждый день. Мой враг звался Джулиано Роггочо, он происходил из некогда очень богатой и знатной семьи, которая разорилась и пала в недавнем прошлом: я помнил имя Роггочо по семейным преданиям – моя бабушка восседала на останках и их дворцовых дверей… Она наблюдала гибель этого клана и даже – скорей всего – была причиной его гибели и разорения.
