Это было не убийство – по крайней мере, не совсем убийство. Столько всего произошло, что я не сумел бы объяснить. Мастер Сильвио, который жил ради своего искусства, не смог бы понять то ужасное чувство потери, от которого я никак не мог избавиться. Но он был прав в том, что сказал: лицо убитого мною человека, со шрамом и мертвым белым глазом, преследовало меня. Он был врагом и он заслужил то, что получил, – и все же я до сих пор чувствовал себя не в своей тарелке.
Мастер Сильвио смотрел на меня некоторое время, а потом кивнул:
– Я вижу, не всех демонов мне удалось изгнать из вашей души. Возьмите свой меч – и начнем упражнения. Тренировка – лучшее средство избавиться от ненужных мыслей в вашей голове. Пот не хуже вина облегчает душу.
Он оказался прав. Бесконечные повторения, выпады, парирования, отступления, восемь комбинаций – восемь шагов смертельного танца, – все это просветляло мой разум, и в конце концов мне удалось забыть даже о ее улыбке.
Забыть об убитом мною человеке оказалось легче, чем забыть улыбку Розалины.
Лучше жениться, чем распаляться.
Апостол был прав. Как же он был прав!
ПИСАНО РУКОЙ РОМЕО МОНТЕККИ, НАЙДЕНО ЕГО СЛУГОЙ И ПЕРЕДАНО ЖЕЛЕЗНОЙ СИНЬОРЕ
…Она дала обет безбрачья.
Увы, дала и справится с задачей.
От этой дивы и ее поста
Останется на сердце пустота.
Она такая строгая святая,
Что я надежд на счастье не питаю.
Ей в праведности жить, а мне конец:
Я не жилец на свете, я мертвец.[6] Я провел всю прошлую неделю, коллекционируя различные оскорбления, нанесенные клану Монтекки, а их было предостаточно: стихоплет, который отказался писать оду ко дню рождения моей тетушки, ссылаясь на то, что уже взялся за написание оды Капулетти; ювелир, который пытался обмануть моего дядю; негодяй, который устроил избиение шута на рынке; и наконец – один из союзников Капулетти, который позволил себе грубости в адрес моей матери прямо в моем присутствии. Этого я поставил в своем списке под номером один.
– Человек, который собирается вступить в брак, не имеет права так рисковать, – ворчал Бальтазар, отпирая сундук и доставая мою серую одежду, мягкие сапоги и шелковую маску.
– Я не собираюсь вступать в брак. Я сказал только, что не отвергаю ее кандидатуру сразу.
– Если в какую-нибудь из темных ночей вы попадетесь, вас повесят, и ваше положение вас не спасет.
– Так волнуешься за меня, будто это ты моя бабушка, – сказал я, – а не Железная Синьора.
– Она-то первая отправила бы вас на эшафот.
