– Тебе легко говорить. Не тебя ведь он будет тискать своими скрюченными пальцами на супружеском ложе.
Она бросила на меня из-за веера лукавый взгляд.
– Хотя, Бен[5]… может, ты был бы не против? Судя по компании, с которой ты водишься…
Я прижал ее к стене так сильно, что она сдавленно пискнула, и зажал ей рот рукой. Потом приблизил губы вплотную к ее уху и прошипел:
– Прежде чем распускать острый язычок насчет моих друзей, вспомни сначала парня, которого повесили прошлой зимой. Такие обвинения – это не шутки, Ронни. Еще один намек – и клянусь, я научу тебя хорошим манерам.
Она оттолкнула меня с неожиданной силой. На щеках у нее горели красные пятна, глаза метали молнии, но она по-прежнему говорила шепотом:
– А ты не думал, что будет, если кто-нибудь услышит твои слова? О том, что я искушена в вопросе супружеских отношений? Если меня не убьют, то отправят в монастырь, где я больше никогда не увижу солнца! Или ты забыл?
– Нет, – ответил я. – Я не забыл. И тебе забывать не советую.
– Ты же мой брат! Почему ты никогда не защищаешь меня так же горячо, как своих друзей? Говорят ведь, что женщина может пасть тогда, когда нет мужчины, на которого она может опереться! Может быть, мои недостатки – это твоя вина!
Я пошел прочь.
Хотя она была моей сестрой, я не слишком-то заботился о Веронике: девушки всегда воспитывались иначе и совершенно отдельно от нас, и все, что я знал о ней, меня не слишком привлекало. Чем быстрее она выйдет замуж – тем лучше для всех.
Я услышал шелест ткани и, обернувшись, увидел, что Вероника торопливо идет за мной следом. Ее юбки с шуршанием задевали стены.
– Подожди!
– Зачем? Мне больше нечего сказать тебе.
Ее голос стал громче, в нем послышались угрожающие нотки:
– Вот как? А ведь этой ночью ты шептал мне на ухо совсем другое, братец! Ведь ты говорил…
Я резко шагнул к ней, и она отшатнулась, глаза у нее сверкали злобой и угрозой.
– Что ж, – промурлыкала она, – по крайней мере, это привлекло твое внимание, не так ли?
– Предупреждаю тебя, Ронни, – точи свои коготки на ком-нибудь другом.
Мне очень хотелось вцепиться ей в глотку, но я не стал. С Вероникой опасно было связываться в отсутствие свидетелей – она могла потом представить дело, как ей было угодно. Я уже видел, как она ломала судьбы другим. По отношению к членам семьи она еще никогда так не поступала, но для того, чтобы испортить репутацию человека, нужно очень немногое, тем более когда за дело берется женщина, – и я не хотел рисковать.
