Папе исполнилось семьдесят шесть, а мама на два года младше. В далeком и страшном октябре две тысячи четырнадцатого поженились лихой казак, ополченец ЛНР, Серега Карнаухов, позывной «Серый», и безбашенная оторва, снайпер Таня Климова, позывной «Гостья»…
За отца он беспокоился особенно. Все-таки ранение, две военные контузии. Ну да, медики подключили весь арсенал, но… вот мама. Мама всегда была для Вадима загадкой. Тут и вправду было что секретить. Ей и так на вид никто больше пятидесяти не давал, а обследование показало здоровый, да что там – идеально здоровый организм тридцатилетней женщины. За нее можно не волноваться. Кто-кто, а мама справится…
Если по линии отца родня Карнауховых велика и изобильна, мама – всю жизнь одна. Отец как-то обмолвился, что у нее все родичи погибли под обстрелом в Луганске и даже документы пропали, но… зачем мама несколько раз ездила в Ленинград, рылась в блокадных архивах? Сама ничего не объясняла, но как-то взяла пятилетнего Вадима с собой. Он плохо помнил ту поездку, но хорошо – как мама вернулась из архива на их съемную комнату, прижала сына к себе и сказала:
– Никого. Все погибли.
А он растерялся и заплакал, хотя и не знал, кто эти «все», но чувствовал, что маме очень больно, а она погладила его по голове и сказала:
– Забудь, сынок. Давай пойдем на аттракционы.
И он забыл, а вспомнил, только когда у них с мамой появилась собственная тайна.
Это произошло в период разработки гравитационного двигателя. Раз за разом и главный, и целые научные коллективы упирались в непроходимые теоретические, а потом и технологические тупики. У Вадима Сергеевича совсем уж опустились руки, когда пришла Она.
Это случалось во сне. Во сне к нему являлась удивительная красавица в нарядном платье и с неизменной низкой черного жемчуга на гордой шее. Она брала конструктора за руку, гладила по голове, и вихрь беспорядочных видений укладывался у ее ног, а мозг Карнаухова начинал мыслить четко, ясно, становились видны решения сложнейших тензорных уравнений или ошибка в виде расходящегося интеграла. И непременно наступало озарение, выход из тупика. И, проснувшись, надо было только не забыть, записать, зафиксировать хотя бы на диктофон.
Коллеги удивлялись, поздравляли, а Карнаухов не знал, гордиться ему или стыдиться. Однажды рассказал матери про удивительный сон.
– Что ты, сынок, – только и улыбнулась мама. – Радуйся. К тебе приходит муза.
– Но выходит, что не я – ученый и конструктор.
