Так что нужно приготовить стол как следует, чтоб аж ломился от закусок, и чтоб и водка, и шампанское, пусть потом хоть на копейках сидеть, полуголодными, но со столом мелочиться нельзя: гулять так гулять и праздновать, пусть хоть какие времена на дворе, дом — это самое святое.
Он понял, что в ближайший час заснуть не дадут, и обреченно предложил:
— Сделаем и винегрет, и оливье.
— У праздничного стола должна быть идея! Суммарный вектор!
— Вектор с яйцами?
— Брось! В твоем возрасте двусмысленные шуточки неуместны!
— Почему двусмысленные? — Он только сейчас заметил дешевую пикантность сказанного.
— Селедка — это непременный элемент. Какой славянский стол может быть без селедки? Селедка требует свеклу, твои братья требуют оливье… — Кажется, жену снова зациклило, словно в поисках выхода из мирового кризиса.
— Ну так подай селедку под «шубой» на большом прямоугольном блюде, сверху положи яйца…
— Ну вот! Работаешь головой, когда захочешь! Гениально!
Он невольно загордился от похвалы жены:
— У меня все-таки сорок девять научных трудов!
— Мог бы написать и пятидесятую, юбилейную! Но идея «шубы» может быть засчитана как постдокторат!..
Он и не надеялся, что застольная проблема развяжется так легко. Идея стола окончательно сформировалась. Впереди — ее грандиозное воплощение. Не за горами уже тот августовский день — дата, к которой они шли двадцать пять лет. Дата — итог, дата — венец.
И тут он вспомнил, что вскоре после этой даты на один из первых, еще теплых сентябрьских дней придется еще одна — туманная, прозрачная, нежная, как последнее сентябрьское тепло. Всколыхнется занавеска от синего сквозняка, милые губы задуют тоненькие свечки, остановится сердце, в окно залетит перышко нездешней птицы. Исполнится двадцать лет с того дня, когда над холодным забытым двором на окраине города пролетела сентябрьская звезда и упала в колодец. Поехал проводить почти незнакомую женщину домой, а возвращался последним трамваем сквозь черный грозный лес… До сих пор он помнит, как целовались в том трамвае молодые парень и девушка. Он не любил, когда целуются на людях, но те влюбленные в пустом ночном трамвае казались такими милыми… Где они сейчас? Они были так нескрываемо счастливы. Он же тогда ощущал неимоверную дрожь и был сам не свой. А чувство счастья нахлынуло скоро, когда в этом же трамвайчике снова ехал, возвращаясь из маленького деревянного домика на окраине.
Поначалу параллельная жизнь пугала и тревожила.
