Я вышел к пилотам. Машину по приборам вел Каминский. Черевичный через стекла кабины смотрел вниз и показывал рукой напарнику, ниже или выше держать высоту. Руки Шекурова на секторах газа, готовые в любое мгновение дать полную мощность всем четырем двигателям по сигналу командира. Кругом плотная стена облаков. Глаза летчиков сосредоточенны: полет вслепую на малых высотах категорически запрещен. Вне видимости встреча с препятствием — полная катастрофа. Мы это хорошо знаем и никогда не позволяем себе подобных полетов над материком. Но здесь океан. Никаких препятствий, кроме торосов или айсбергов. Высота их не более двенадцати метров, а потому мы спокойны, имея в запасе тридцать метров. Конечно, такие полеты требуют не только высокого летного мастерства и опыта, но и слетанности экипажа, полного доверия друг к другу. Риск? Безусловно! Может быть, возвратиться? Думали и об этом. Но где гарантия, что завтра и послезавтра и потом мы не встретим такой же погоды? Ведь в океане нет метеорологических станций, и тем более в районе «белого пятна». Прогноз синоптиков? А сколько раз, дорогой читатель, вы прослушивали прогноз погоды, собираясь провести выходной день под Москвой, верили… и, промокшие насквозь, возвращались под нудным моросящим дождем. Как же можно требовать уверенного прогноза погоды в местах, куда Макар телят не гонял!
Смотрю молча на Ивана. Он озорно улыбается и не без лукавства говорит:
— Тебе очень хочется открыть неизвестную землю, твою terra incognita.
— Очень! Но лучше потом! Если мы откроем Землю Гарриса в ближайшие минуты, то некому будет об этом рассказать!
Мы оба смеемся, Либин, не поняв нас, недоуменно пожимает плечами и уходит в штурманскую рубку. Не отрывая глаз от приборов «слепого полета», Каминский спрашивает:
— Сколько будем пытать благосклонность Арктики? Ни дьявола же не видно! Надо уходить от обледенения, пока не поздно!
— Обледенение не катастрофично, — бросает Черевичный. — Будет хуже, уйдем вверх. За шесть часов полета машина съела три тонны горючего и стала легче. Вертикальная маневренность обеспечена.
Каминский молча соглашается, и весь уходит в стрелки приборов, стараясь вести самолет по их показаниям, выдерживая заданный курс, скорость и высоту.
На расчетной широте 83°00′ погода не улучшилась. Пройдя еще двадцать минут и не видя ни льда, ни неба, мы развернулись и взяли курс на юг. Часа через полтора погода стала улучшаться. Очевидно, за это время фронт прошел. В 04.00 мы решили садиться. После тщательного изучения льда было выбрано большое и ровное поле, судя по свежим торосам, достаточно крепкое. По внешним признакам льдина была вполне пригодной для посадки, но без солнца трудно было определить характер ее поверхности. На малой высоте все же удалось обнаружить, что ропаков и торосов на льдине нет, хотя есть снежные заструги. Сделав несколько замеров и сбросив дымовые бомбы, пошли на посадку.
