Сумеречные рассказы | страница 27
– Зачем? – изумился Прохор Ложный.
– Потому что памятники натуралам стоят всюду, а геям – ни одного.
– А композитор Чайковский?
– Он не воевал, – уточнил Прохор Настоящий.
– Но памятники-то ему стоят, – гнул Прохор Ложный свою линию. – Пусть, кто хочет, несёт к ним цветы в День Победы, а лишние каменные пидоры нам не нужны…
– Ты жалкий формалист, – простонал Прохор Настоящий в подушку, потому что…
– Хватит нянчиться со ступнёй, – перебил его Прохор Ложный. – Если ты возлюбишь только свою ступню, то какая тебе награда?.. Иди на работу.
– У меня нет работы, – ответил Прохор Настоящий.
– Тогда устройся на неё.
– Нет! – громко сказал Прохор Настоящий. – Умри!
И Прохор Ложный пропал, как будто его и не было.
Стало жарко, Прохор Настоящий Окончательный скинул с себя одеяло и посмотрел на левую ступню. От неё исходило сияние. Справедливость торжествовала. Прохор Настоящий Окончательный лёг на спину и раскинул руки. Его реальное «я» вырвалось из мифологического. Левая ступня наравне с правой несла его в мир.
Лохматые звёзды
Февраль, ночь, подмосковный посёлок. Из темноты за мной следит Иван Денисович. Я сварил для него кастрюлю пельменей. Учуяв еду, от радости он принялся забегать в свою конуру, гремя цепью, и тут же выскакивать обратно.
Его глаза вспыхивают голодным зелёным огнём. Вокруг безлюдно. Иду с кастрюлей, от неё валит пар. Не доходя до пса, опускаю кастрюлю в снег, чтобы пельмени остыли.
Хозяин (мой сосед Андрей, одинокий алкаш) его почти не кормит. В дом не пускает даже в сильный мороз. И постоянно держит на цепи, потому что Иван Денисович может совершить побег.
И я стал называть Ивана Денисовича Иваном Денисовичем. Он откликается.
Он рвётся к кастрюле, лает. Наконец пельмени остыли, подношу ему кастрюлю. Обхватив её передними лапами, Иван Денисович жрёт.
Через пару минут кастрюля опустела. Я достаю айфон, нахожу в меню альбом «Reinkaos» шведской группы «Dissection». Выбираю композицию «Maha Kali», делаю максимальную громкость.
Звучит прекрасная тяжёлая металлическая музыка. Ритм такой, будто вколачивают гвозди в гроб последнего праведника. Солист Йон Нёдтвейдт поёт на английском:
«Маха Кали, тёмная мать, танцуй для меня!..»
Иван Денисович начинает подвывать.
«Маха Кали, аморфный дух, разрушительница иллюзий!»
Это заключительная композиция альбома.
«Без страха я буду танцевать со смертью и скорбью!»
Иван Денисович уже воет изо всех сил, будто к покойнику. Зажглись окна дома напротив, на крыльце появился Андрей, он в майке и трусах, из которых торчат худые, как у клиента концлагеря, ноги.