— Ну что ж, Кельдерек, — начал верховный барон. Имя он произнес с легким нажимом, в котором угадывалось презрение. — Пока ты набивал брюхо, я разузнал все, что только можно разузнать про малого вроде тебя. То есть все, кроме того, что ты сейчас расскажешь мне, Кельдерек Зензуата. Ты знаешь, что у тебя такое прозвище?
— Да, мой повелитель.
— Кельдерек Играй-с-Детьми. Одинокий молодой человек, обходящий стороной таверны и проявляющий противоестественное безразличие к женскому полу — слывущий, однако, искусным охотником, который часто приносит дичь и разные диковины купцам, торгующим в Гельте и Бекле.
— Коли вам все известно, мой повелитель…
— Поэтому ему позволяется уходить из деревни одному, ни у кого не спрашиваясь. Иногда он уходит на несколько дней, так?
— При необходимости, мой повелитель, если зверь…
— Почему ты играешь с детьми? Молодой холостой парень… что за чушь?
Кельдерек ненадолго задумался.
— Дети часто нуждаются в друзьях. Иные дети, с которыми я играю, очень несчастливы. Иных бросили родители…
Он осекся, смешавшись под пристальным взглядом уродливого глаза, устремленным на него поверх мясистого бугра. А минуту спустя неуверенно пробормотал:
— Огни божьи…
— Что? Что ты сказал?
— Огни божьи, мой повелитель. Дети… их глаза и уши все еще открыты… Они говорят правду…
— И ты тоже скажешь правду, Кельдерек, прежде чем распрощаешься с жизнью. Недалекий малый, возможно придурковатый, не охочий до выпивки и девок, играющий с детьми и постоянно болтающий о боге, — никто ведь нипочем не заподозрит такого человека в измене и соглядатайстве, в том, что он передает сведения и ведет переговоры с врагами во время своих одиноких охотничьих вылазок…
— Мой повелитель…
— Но вот в один прекрасный день он возвращается раненый и с почти пустыми руками из мест, где предположительно полно дичи. И в таком душевном смятении, что даже не в состоянии придумать правдоподобную историю…
— Мой повелитель! — Охотник повалился на колени.
— Ты его рассердил, да, Кельдерек? Этого разбойника из Дильгая или гнусного работорговца из Терекенальта, прирабатывающего переносчиком секретных сведений во время своих гнусных путешествий? Его раздосадовало твое сообщение? Или тебя не устроила плата?
— Нет, мой повелитель, нет!
— Встань!
Деревянные бусины дробно щелкнули в порыве ветра, от которого распласталось пламя лампы и тени метнулись по стене, точно вспугнутые рыбы в глубоком пруду. Верховный барон помолчал, восстанавливая самообладание с видом человека, исполненного решимости так или иначе преодолеть препятствие, внушающее ему омерзение. Потом заговорил более спокойным тоном:
