Они наводили панику на людей, внушая простым рабочим американцам еще большую ненависть к неведомым монстрам. Но были и те, кому была небезразлична судьба мира. Целые поколения ученых искали волшебную сыворотку, способную вернуть человеку его прежний вид. Целые семьи, среди которых были воистину великие фамилии, ставили опыты, писали монографии, воспитывали своих детей в атмосфере неприязни к подопытным. Успехи их были переменными.
Теплоход «Люси Монтгомери» был надежен, как гора Рашмор в Южной Дакоте, но под тяжестью собственного величия завалился на бок неподалеку от Мексики. Все пассажиры были выловлены и спасены, кроме одного: выходца из одной из величайших семей, такого же ученого, как его родители и прародители, не нашли. Решили, что он утонул, поскорбили немного и отплыли. В другой стороне, в направлении Европы, играли смешные пенные барашки, созданные тяжелым подводным течением. На самом деле по дну скользила, опустив тупоносую морду, хищная подлодка германских ВМФ, унося на своем борту Ученого.
На континенте началась война. Страшная, безумная, кровавая и очень горячая. Полыхали, осыпаясь пеплом, древние города, крошкой рассыпались новые города. Европа дрожала в слезах этой войны. Германия, давно уже принявшая мутантов в ряды своих войск, задыхалась в окружении врагов. Иссякали люди, припасы, вера. И правительство осознало, что величайшей ошибкой было перестать изучать мутантов — своих ближайших союзников. И власти приняли решение: достать себе человека, который этим вопросом занимается с детства и сможет работать на них. Так появился план «Люси Монтгомери». Так Ученый оказался на военной базе в лесу в сотне километров от Зиммерата, неподалеку от бельгийской границы, давно павшей под натиском объединительных целей германских войск. Его окружили по-военному суровой заботой. Его кормили, не били, приносили бумагу и карандаши и изо всех сил делали вид, что делают все, чтобы создать для него рабочую атмосферу. В углах его кельи при этом лежали пыльные клубки паутины, по полу волочился сильный сквозняк, окна и двери скрипели так, как будто на них раскачивались десятки чертей. А Ученый, щуплый, молоденький, грустный и постоянно простуженный, сидел, сгорбившись над столом, и строчил что-то в тусклом свете плохой лампы, и чертил круги, и рисовал витые цепочки. Он не видел иного выхода, кроме как есть, что дают, спать, где показали, делать, что сказали. Он сильно кашлял, сплевывал склизкую слюну, но умирать не собирался. Он лучше других знал, что с ним происходит. Иногда его отводили в лабораторию, где он дрожащими руками смешивал несколько препаратов, вкалывал их в подставленное плечо мутировавшей до безумного состояния твари и уходил. После этого его долго еще трясло: ему чудились пустые, затянутые мутной поволокой глаза в разных углах комнаты, отовсюду слышался легкий шорох сталкивающихся хитиновых сочленений на хвосте, похожем на скорпионий. В один из таких лабораторных дней монстр, изогнувшись и щелкнув хвостом, вонзил заостренный кончик прямиком в плечо Ученого, видимо, отомстив за тот злополучный укол, который так и не возымел действия. Тогда его целью было свести мутацию до минимума и сохранить человеческий разум в опасном полускорпионьем теле. В тот раз ничего не вышло, а в этот раз монстр выдрал у него из плеча приличный кусок мяса, занеся свой яд в кровь.
