Я тоже хотел уверовать в блистательные успехи Ходжи, которые он расписывал взахлеб, и порой мне это удавалось – когда, увлекшись безудержными мечтами, я радостно ставил себя на его место. В такие мгновения я еще сильнее любил его и себя, нас двоих; в упоении, с открытым ртом слушал я его рассказы, как деревенский дурачок слушает увлекательную сказку, и мне казалось, будто он толкует о прекрасном будущем как о нашей общей цели.
Потому-то я и присоединился к Ходже в толковании снов султана. Он решил побудить владыку, которому исполнился уже двадцать один год, покрепче взять власть в свои руки. С этой целью Ходжа внушал султану, что несущиеся во весь опор одинокие кони, которых повелитель часто видел во сне, несчастны, ибо не имеют хозяина; что волки, терзающие страшными клыками горло своим жертвам, счастливы, поскольку никто им не указ и они делают что хотят; что плачущие женщины и прекрасные слепые девы, равно как и деревья, с коих в темноте под дождем стремительно облетают листья, взывают к владыке о помощи; что священные пауки и горделивые соколы напоминают о добродетелях одиночества. Нам хотелось, чтобы султан, взяв власть в свои руки, обратился к нашим научным познаниям; дабы подтолкнуть к этому владыку, мы использовали даже его ночные кошмары. Когда, как это бывает с большинством любителей охоты, ночами во время долгих и утомительных охотничьих вылазок султану порой снилось, что охотятся на него, когда он видел во сне себя, но ребенком, сидящим на троне, который так боялся потерять, Ходжа объяснял, что повелитель всегда будет молод на престоле, но избежать козней недремлющих врагов ему позволит единственно оружие, превосходящее любое другое. Султан видел во сне, как его дед, султан Мурад, желая проверить свою силу, ударом меча разрубает осла надвое и две половины бросаются бежать прочь друг от друга; как оживает его бабка, ведьма Кёсем-султан, и голой является во дворец, чтобы задушить своего внука и его мать; как на площади Ат-Мейдан на месте чинар вырастают смоквы, но вместо плодов с их ветвей свисают окровавленные тела; как злодеи, лицом похожие на него, гонятся за ним, чтобы засунуть в мешок и утопить; как из Ускюдара в сторону дворца отплывает флотилия черепах и ветер все никак не задует укрепленные на их панцирях свечи. Узнавая об этом, мы говорили себе, как же не правы те, кто утверждает, будто султан забросил государственные дела и не интересуется ничем, кроме охоты и животных. Я усердно и с большим удовольствием записывал эти сны в особую тетрадь, разделяя по категориям, и мы размышляли, как истолковать их с пользой для науки и небывалого оружия.
