Однако не мои уговоры стали последней каплей. Как-то к нам домой пришел отец одного из учеников школы, где преподавал Ходжа. Мужчина этот жил в нашем квартале и производил впечатление человека тихого и незлобивого. Я, примостившись в уголке, словно ленивый домашний кот, долго слушал, как они с Ходжой беседуют о том о сем. Наконец гость перешел к делу: дочь его тетки осталась вдовой после того, как ее муж прошлым летом упал с крыши, перекладывая черепицу. Сейчас многие к ней сватаются, но наш гость подумал о Ходже, потому как знает от соседей, что тот благосклонно относится к сватам. Ответ Ходжи был неожиданно грубым: он не хочет жениться, но, если бы даже захотел, не стал бы брать в жены вдову. На это гость возразил, что Пророк Мухаммед женился на Хадидже, не посмотрев на то, что она вдова, да к тому же она стала его первой женой. Он слышал, сказал Ходжа, что за женщина эта вдова: она не стоит и мизинца святой Хадиджи. Тогда наш носатый гость дал понять Ходже, что и тот не подарок; сам-то он не верит, но соседи говорят, будто Ходжа просто-напросто довольствуется козами; все думают, что не к добру он смотрит на звезды, возится с линзами и мастерит странные часы. С запальчивостью торговца, пытающегося сбить цену прельстившего его товара, гость вывалил еще пригоршню слухов, ходящих в квартале: за едой Ходжа не сидит по-турецки, а устраивается за столом, как гяуры; он выкладывает немереные деньжищи за книжки, а потом эти самые книжки швыряет на землю и топчет ногами страницы, на которых написано имя пророка; часами таращась на звезды, он просто пытается усмирить в себе шайтана, но тщетно, поэтому день-деньской валяется в постели и пялится в грязный потолок своей комнаты; женщины ему не по нраву, поскольку он падок до мальчиков; я не кто иной, как его брат-близнец; он не держит пост в священный месяц Рамазан, и, наконец, чуму Всевышний наслал тоже из-за него.
Выставив гостя за порог, Ходжа вернулся вне себя от ярости. Ну вот и пришел конец, решил я, его душевному спокойствию, которое зиждется на том, что он разделяет (или делает вид, будто разделяет) всеобщие настроения. Чтобы нанести последний удар, я сказал: те, кто не боится чумы, так же глупы, как этот тип. Ходжа забеспокоился, но заявил, что чумы не боится. Почему-то мне показалось, что говорит он искренне. Ходжа выглядел очень встревоженным, не знал, куда девать руки, и снова завел позабытую было песню про глупцов. Когда стемнело, он зажег лампу, поставил стол посреди комнаты и сказал, что нам нужно сесть и что-нибудь написать.
