Как-то раз он заговорил об этом со Стеллой. В этот день он был очень горд собой, ему, как настоящему шеф-повару, удалось сварить ракушки именно до той степени, как надо. Они ужинали вдвоем, он положил вилку, проглотил несколько плотных комочков расплавленного сыра и выпалил:
– Нужно, чтобы ты мне рассказала.
– Что рассказала? – спросила Стелла, наливая себе стакан красного вина, чтобы запить весь этот сыр.
– Рассказала, что происходит. Потому что я знаю, но при этом не знаю, и это сводит меня с ума.
– Я тебя не понимаю, Том. Объясни. Ты как-то неясно выражаешься. Ты не слишком много натер грюйера в соус?
– Ну… я догадываюсь, что происходит какая-то неприятная штука, но не знаю какая, и это меня пугает. А вот если бы я знал, то подготовился бы.
– К чему бы ты подготовился?
– К беде. И когда она придет, мне не будет страшно.
Стелла провела ладонью по его волосам, повторяя, что он говорит как-то непонятно. Она положила ногу на ногу, потом вытянула ноги и уставилась на свои ботинки так, словно это было восьмое чудо света. Ему бы хотелось, чтобы она сменила наконец обувку, надо с ней об этом как-нибудь поговорить. Но не сейчас, сейчас не тот день.
Он ждал. Видимо, ей трудно говорить, раз она так тянет время. Потом она подняла голову и спросила его:
– Ты считаешь, что я тебе много лгу?
Он посмотрел ей прямо в глаза и сказал: «Да». Он мог сказать «нет», чтобы не обижать ее, чтобы сделать ей приятное, но это была бы ложь. И он опять оказался бы на том же месте, неуютном и непонятном месте, в болоте, где буксовал до сих пор. А вот сказав «да», он мог выбраться из болота и обозначить проблему: «Ты лжешь мне, я это чувствую и больше не могу это терпеть».
– Есть вещи, которые я не могу тебе сказать, – продолжала Стелла. – Ты еще слишком мал. Дети – это дети, а родители – взрослые. У каждого своя территория.
– Я прошу тебя не врать мне тогда, когда ты можешь этого не делать.
– И что тебе это даст?
И она обронила как бы между делом:
– Я не хочу, чтобы ты тоже страдал.
– Но так же еще хуже, Стелла. Я явственно чувствую: что-то не так, а почему, не знаю. И это постоянно грызет меня.
Она потянула за рукава свитера и завернулась в него, как в плед.
– В школе я вижу, что я не такой, как все. Почему мне нельзя говорить о папе? Почему он тайком приходит, чтобы повидаться с нами? Почему Рэй – мой дедушка, а я никогда с ним не вижусь? И еще такая вещь: почему все его боятся? Ты в первую очередь.
Она не сразу ответила. Должно быть, это было нелегкое решение.
