Современная филиппинская новелла (60-70 годы) | страница 18



— Адонг, а вот и Бруно, — услышал он голос тетушки Эбенг.

Адонг оглянулся и посмотрел, куда показывала старуха. Это действительно был он, Бруно. Грузная фигура, огромные руки, уродливая маленькая голова в кепи. Адонг засунул руку в карман, нащупал монеты. Они холодили ладонь. Этот холодок вместе с током крови пробежал по всем его венам. Но его было недостаточно, чтобы порушить жар, пылавший внутри. Он сгреб всю мелочь в ладонь.

— Тетушка Эбенг, скажите Бруно, что меня нет! — быстро сказал он старухе.

— Чего?! Да ты с ума спятил, Адонг! Бруно тебе покажет, ведь он тебя уже видел!

Адонг все слышал, но это его не остановило. Он пошел, сначала медленно, а потом, завернув за угол церкви и почувствовав себя в безопасности, побежал что есть духу. Добежав до того места, где медленно ползли джипы, затесался в гущу гуляющих людей, мысленно представляя себе маленькую боковую аллею, где его уже не было. Прислонился спиной к фонарному столбу, ощутив его твердость. И тут в еще детском уме Адонга возникла мысль о бунте. Бежать от Бруно, бежать от Кьяпо, бежать от голода, от непроницаемых лиц, от этой церкви, от жестокости, с которой ему снова и снова приходилось сталкиваться, от брезгливо сторонившихся его людей. Он долго звенел мелочью, перебирая ее в кармане.

— Адонг!

Послышались приближающиеся шаги.

Мальчик вздрогнул. Резкий окрик поверг его в ужас. Ему хотелось бежать, бежать как можно дальше. Но Бруно железными пальцами впился в руку мальчика, вмиг заставив забыть то ощущение собственной силы, которое возникло у него после этого бунта против голода, опасности и жестокости.

— Отпусти меня, Бруно! Отпусти меня! — только и смог прокричать Адонг.

И больше он не слышал резкого голоса. Страшный удар по лицу отбросил его в сторону. Голова закружилась. А еще через какое-то время он вообще перестал что-либо чувствовать.

Ливайвай А. Арсео-Баутиста

ЧУЖАЯ

Перевод В. Макаренко

— Похожа на кинозвезду. Может, и в самом деле артистка?

Фели приехала рано утром и уже несколько раз слышала, как задавали этот вопрос. Будто видят ее впервые. Как-никак она бывает дома дважды в год: на день всех святых и во время рождества. Или, может, это слишком редко?

Вот и сейчас люди вокруг молчаливо наблюдают за ней, и у нее такое ощущение, что тот же вопрос написан на каждом лице, читается в каждом взоре, в каждой застенчивой улыбке, сопровождающей эти брошенные украдкой взгляды.

А в зеркале перед собой Фели замечает стоящую позади нее тетушку Ибанг. Та тоже критическим взглядом смотрит на ее волосы. И не верит своим ушам, когда Фели вдруг спрашивает у нее пива, чтобы смочить волосы перед укладкой.