Опер Екатерины Великой. «Дело государственной важности» | страница 27
Лязгин доложил о прибытии, представился. Как только он назвал фамилию «Путилов», дворецкий переменился в лице и ухватил Андрея за рукав:
— Пойдёмте, давно ждём.
Дворецкий провёл их в дом; по широкой мраморной лестнице сопроводил на второй этаж и провёл в зал. Остановился перед пустой стеной.
— Вот.
Розыскники переглянулись. Стена голая — чего там смотреть? Лязгин обратился к дворецкому:
— Мил-человек, ты зачем нас сюда привёл? Окромя пустой стены мы ничего не видим.
— Так и я тоже, а ещё вчера здесь картина висела.
— Тьфу ты, так бы сразу и говорил.
Лязгин вздохнул облегчённо. Совсем князья сдурели — из-за картинок вызывают, отвлекая от важных дел.
— Картина-то дорогая. Князь её из-за моря привёз, огроменных деньжищ она стоит! Говорит, тысячу рублей золотом отдал.
Розыскники снова переглянулись. Тысяча рублей золотом — сумма огромная. За такие деньги улицу с домами в городе купить можно.
После Петра Великого, часто бывавшего в иноземных странах, на Руси многое переменилось. Мужи лица брить стали, парики носить и платья немецкого да голландского покроя. И мода у богатых появилась — картины известных живописцев заморских в домах иметь. Однако ни Андрей, ни Иван и предположить не могли, что картины стоят так дорого.
— Что на картине было?
— Тьфу, срамота одна. И чего только князь в ней нашёл? Бабы голые там, да не одни — с чертями рогатыми. Порядочному человеку смотреть срамно.
— Ежели срамота такая, чего же князь тысячу рублей золотом не пожалел?
Дворецкий пожал плечами и развёл руками.
— Как она называлась?
Дворецкий полез в карман, достал смятую бумажку и протянул Лязгину.
— Вот.
— Ну и читал бы сам свои каракули.
— Неграмотный я, — вздохнул дворецкий.
Лязгин стал читать вслух:
— Рубенс Питер Пауль.
В комнате на короткое время воцарилась недоумённая тишина. Потом Лязгин продолжил:
— Питер — это понятно. Сам Пётр Великий называл себя Питером. А Рубенс — это что?
— Ей-богу, не знаю, — ответил дворецкий.
Андрей тоже не знал.
Лязгин продолжил:
— Вакханалии. Ага, это понятно — блуд. Можно сказать и проще — пьянка с бабами и разврат.
— Во-во, именно, — поддакнул дворецкий.
— И кому такая срамота нужна? — скептически спросил Иван Трофимович.
— Князь после приезда сию картину гостям показывал часто, хвастал. Охочие тут же нашлись — небось на цену кинулись.
— Может быть. А какого размера картина была? — поинтересовался Андрей.
Дворецкий развёл руки:
— Во! — и в высоту: — Такая! И в раме — красивой, резной, позолоченной. — Помолчал немного и добавил: — Тяжёлая. Пока вешали на гвоздь, намучались.