Опер Екатерины Великой. «Дело государственной важности» | страница 27



Лязгин доложил о прибытии, представился. Как только он назвал фамилию «Путилов», дворецкий переменился в лице и ухватил Андрея за рукав:

— Пойдёмте, давно ждём.

Дворецкий провёл их в дом; по широкой мраморной лестнице сопроводил на второй этаж и провёл в зал. Остановился перед пустой стеной.

— Вот.

Розыскники переглянулись. Стена голая — чего там смотреть? Лязгин обратился к дворецкому:

— Мил-человек, ты зачем нас сюда привёл? Окромя пустой стены мы ничего не видим.

— Так и я тоже, а ещё вчера здесь картина висела.

— Тьфу ты, так бы сразу и говорил.

Лязгин вздохнул облегчённо. Совсем князья сдурели — из-за картинок вызывают, отвлекая от важных дел.

— Картина-то дорогая. Князь её из-за моря привёз, огроменных деньжищ она стоит! Говорит, тысячу рублей золотом отдал.

Розыскники снова переглянулись. Тысяча рублей золотом — сумма огромная. За такие деньги улицу с домами в городе купить можно.

После Петра Великого, часто бывавшего в иноземных странах, на Руси многое переменилось. Мужи лица брить стали, парики носить и платья немецкого да голландского покроя. И мода у богатых появилась — картины известных живописцев заморских в домах иметь. Однако ни Андрей, ни Иван и предположить не могли, что картины стоят так дорого.

— Что на картине было?

— Тьфу, срамота одна. И чего только князь в ней нашёл? Бабы голые там, да не одни — с чертями рогатыми. Порядочному человеку смотреть срамно.

— Ежели срамота такая, чего же князь тысячу рублей золотом не пожалел?

Дворецкий пожал плечами и развёл руками.

— Как она называлась?

Дворецкий полез в карман, достал смятую бумажку и протянул Лязгину.

— Вот.

— Ну и читал бы сам свои каракули.

— Неграмотный я, — вздохнул дворецкий.

Лязгин стал читать вслух:

— Рубенс Питер Пауль.

В комнате на короткое время воцарилась недоумённая тишина. Потом Лязгин продолжил:

— Питер — это понятно. Сам Пётр Великий называл себя Питером. А Рубенс — это что?

— Ей-богу, не знаю, — ответил дворецкий.

Андрей тоже не знал.

Лязгин продолжил:

— Вакханалии. Ага, это понятно — блуд. Можно сказать и проще — пьянка с бабами и разврат.

— Во-во, именно, — поддакнул дворецкий.

— И кому такая срамота нужна? — скептически спросил Иван Трофимович.

— Князь после приезда сию картину гостям показывал часто, хвастал. Охочие тут же нашлись — небось на цену кинулись.

— Может быть. А какого размера картина была? — поинтересовался Андрей.

Дворецкий развёл руки:

— Во! — и в высоту: — Такая! И в раме — красивой, резной, позолоченной. — Помолчал немного и добавил: — Тяжёлая. Пока вешали на гвоздь, намучались.