Он направился к дому, и я отступила в сторону, уступая ему широкую дорогу прежде, чем пойти следом за ним. Его когти медленно, медленно втянулись. Он не смотрел на меня, говоря:
— Ты не нарушаешь свою клятву — оставаясь здесь, ты выполняешь её и даже больше. О твоей семье сейчас заботятся гораздо лучше, чем когда-либо заботилась ты.
У меня перед глазами пронеслись облупленные и выцветшие рисунки внутри дома. Возможно, в первую очередь они забудут о том, кто когда-то нарисовал их. Незначительные — такими станут все те года, что я отдала им, такие же незначительные, как я для этих Высших Фэ. И та моя мечта о прекрасном дне, где живём мы с отцом и у нас достаточно еды, денег и я могу рисовать… это была моя мечта — ничья больше.
Я прикоснулась к сердцу.
— Я не могу просто так отказаться от клятвы, от них. Независимо от того, что ты говоришь.
Даже если я дура — глупая, человеческая дура — поверившая, что мой отец может когда-либо прийти за мной.
Тамлин искоса посмотрел на меня.
— Ты не отказываешься от них.
— Живя в роскоши, набивая желудок пищей? Как это не…
— О них заботятся — они сыты и в комфорте.
Сыты и в комфорте. Если он не может лгать, если это правда, тогда… тогда это за пределами всего, на что я вообще смела надеяться.
Тогда… моя клятва матери выполнена.
Это ошеломило меня настолько, что некоторое время я шла молча.
Сейчас моя жизнь принадлежит Договору, но… возможно, я смогу освободиться каким-то иным образом.
Мы приблизились к широкой лестнице, ведущей в поместье, и я, наконец, спросила:
— Люсьен выходил в пограничный патруль, ещё вы упоминали других дозорных, но я до сих пор не видела здесь ни одного. Где они все?
— На границе, — сказал он так, будто это подходящий ответ. После он добавил:
— Мы не нуждаемся в дозорных, когда я здесь.
Потому что он достаточно смертоносный. Я старалась не думать об этом, но всё равно спросила:
— То есть, ты обучался как воин?
— Да.
Когда я ничего не ответила, он добавил:
— Большую часть своей жизни я провёл на границе в военном отряде своего отца, обучаясь как воин, чтобы однажды служить ему — или другим. Управление этими землями… не должно было достаться мне.
Апатия, с которой он говорил, рассказала мне достаточно о том, как он чувствует себя в нынешнем титуле, и о том, почему ему так необходимо присутствие его красноречивого друга.
Но это слишком личное, слишком требовательно спрашивать его о том, что настолько сильно изменило обстоятельства. Поэтому я прочистила горло и сказала:
