Я так и ахнул: «Проиграли наши! Спасать надо!»
Спикировал на футбольное поле и схватился за канат. Во мне было столько силы, что я один смог бы перетянуть целых три команды. Поэтому, когда я рванул канат на себя, противники повалились, как подкошенные.
На трибунах закричали: «Ура Ерохину!» А духовой оркестр грянул приветственный туш. Ко мне подошел Михаил Иванович, наш классный руководитель и учитель физкультуры, и сказал:
— Спасибо, Ерохин. Здорово выручил! Может, ты и в футбол сыграешь?
Лично я до этого случая в футбол никогда не играл, но мне не хотелось огорчать его, и я скромно, по-мужски ответил:
— Сыграю.
И сыграл. Помнится, я так стукнул по мячу, что тот врезался в штангу и перебил ее пополам. Игру остановили, а нашу команду объявили победительницей.
Потом я обогнал всех на беговой дорожке и закинул гранату так далеко, что ее не нашли.
Ребята и девчонки, даже сам Михаил Иванович подбежали ко мне и стали подкидывать на руках. Один раз они подбросили меня почти до облаков. Я закричал с перепугу, и тут послышался голос отца:
— Ну и развоевался! Одеяло на пол сбросил. Вставай, в школу пора.
Я открыл глаза. Рядом с моей кроватью стоял отец и тряс меня за ногу.
— Сейчас… подожди, — сказал я, плохо соображая, что со мной происходит и где я нахожусь.
***
О своих снах я могу рассказывать сколько угодно. Например, о том, как я летал в ракете на Марс, как вместе с другом Федором воевал против беляков в гражданскую войну или как мы всем классом освобождали из американской тюрьмы Анджелу Дэвис. Такие хорошие сны смотреть одно удовольствие. Но видеть сны про физкультуру лично я больше не хочу. Потому что на следующий день после физкультурного сна Михаил Иванович поставил мне за гимнастические упражнения даже не двойку, а самую распоследнюю оценку — единицу.
Единицу, то есть кол, я получил первый раз в жизни, и у меня прямо кошки на сердце скребли. А Федор сказал:
— Не понимаю, Тимка, чего ты раскис? Радуйся, что кол, а не двойка. Кол лучше — его можно в дневнике на четверку переделать. Соображать надо!
— Мне такое соображать бесполезно, — ответил я, — все равно проговорюсь.
Федор только рукой махнул:
— Ну и зря! Это же вроде военной хитрости, чтобы родителям спокойнее было.
Федор вообще любит хитрить, но хитрости его рано или поздно непременно обнаруживаются.
Прошлым летом я с ним ездил в пионерский лагерь на третью смену. В лагере был свой огород, каждый из отрядов ухаживал за своим участком.
