Сашка ему сказал:
— Гаврилыч, давай сегодня вместе с Тимкой парься. Ему для первого раза твоей нормы хватит.
Гаврилыч взял березовый веник и спросил:
— Что же ты, до пятого класса доучился, а ни разу в парной не был? Может, ты больной?
— Я не больной, — ответил я ему. — Я здоровый, как буйвол.
Он посмотрел на меня недоверчиво и сказал:
— Тогда пошли, буйвол. — И пропустил меня первым в дверь парной.
Я как вошел, так сразу на корточки от страха присел и голову обхватил двумя руками, потому что горячим воздухом меня ошпарило с ног до головы. «Ну все, пропал! — подумал я. — Добуксировал меня Сашка до самой точки!»
А Гаврилычу хоть бы что, шлепнул по моей спине веником и приказал:
— Иди, ложись на лавку. Вон на ту, на дальнюю.
— Не могу! — из последних сил простонал я. — Сейчас сгорю.
— Не сгоришь. Тут мокро. Ты на четвереньках иди, если тебе жарко.
Врать нечего, я и на четвереньках еле-еле добрался до лавки. Между прочим, ходить на четвереньках страшно неудобно. Это я теперь по себе знаю.
Потом я лег на лавку животом вниз, и Гаврилыч стал лупить меня веником по спине. Бьет, а сам кряхтит: «Где мои пятнадцать лет? Где мои пятнадцать лет?» Вот чудак, ему же от силы десять лет без хвостика!
Когда Гаврилыч устал меня колотить, то провел рукояткой веника по моим ребрам, как по забору из прутьев, и заметил:
— Говоришь, что здоровый, как буйвол, а сам тощий.
— Тебе-то какое дело? — возмутился я.
— Завидую, — сказал Гаврилыч. — Ты можешь в лес спокойно ходить. Тебе волков бояться нечего.
— Потому, что здоровый, как буйвол? — спросил я. От пропарки с веником тело у меня приятно размягчилось, и мне показалось, что мои мышцы распирает небывалая сила.
— Не поэтому, — сказал Гаврилыч.
— А почему?
— Ты настолько тощий, что волк наверняка подумает: «Этого человека кто-то до меня уже съел. Одни кости остались. Об него все зубы сломаешь».
Маленький, а зловредный этот Гаврилыч! Когда подошла моя очередь парить, я ему за волка изо всех сил веником по спине выдал. А он ничего, не обиделся. Только лежал и кряхтел свое: «Где мои пятнадцать лет?» Вот чудак!
Если не считать, что у меня после парной действительно почти совсем прошла боль в мышцах, больше интересного о бане писать нечего.
Между прочим, я нарочно не пишу об ученье и о разных пионерских делах. У меня сейчас силы тютелька в тютельку, только и могу про себя записывать. Да и то не каждый день. А потом, врать нечего, в последнее время я почему-то ленивым стал.
