Когда хозяйка успокоила воинственного, сурового гостя, тоже накормила его, цыганка осторожно вылезла из своего укрытия и бочком–бочком шась за дверь, даже ребенка своего забыла. Опять приветливо поблагодарив, тут же, прихватив ребенка, удалился и угрюмый мужчина. Мельники долго размышляли, почему был такой злой цыган, осуждали его тяжелый нрав, и только на третьи сутки осмотрелись, что из–под кровати пропали хозяйские новые хромовые сапоги. Спохватились, закачали головами, да вернуть сапоги было поздно: гостей неожиданных за это время и след простыл.
Конечно, рассказывая эти и другие истории, люди много преувеличивали, сочиняли. Не со зла, издевательства или посрамления, а больше с фантазией, улыбкой, для разнообразия своего скучноватого хуторского быта. Какие ни были цыгане охочие на малых детей, но ни одно, самое непослушное, хуторское дитё не пропало, во–вторых, кое- кто говорил, что Антося не отдала, а сама случайно испортила ту скатерть, Ганна сама потеряла свое кольцо, а Петр Мельник остался без сапог тоже по своей вине — возвращался пьяный домой, лег на обочине дороги, уснул, так кто–то и стянул с ног сапоги. Правда, был на хуторе один человек, жуликоватый детина Яська, который не любил говорить о цыганах и хорошее, и плохое, вообще о них молчал, будто и не видел их в глаза. Он, говорил, однажды захотел поухаживать около молоденькой красивой цыганочки, совсем еще девочки, заманил ее в сарай и начал приставать. Та сумела убежать, но на другой день пришел к Яське пожилой, но еще медвежьей силы, свирепый бородатый цыган–богатырь и так таинственно один на один поговорил с Яськой, что тот не только потерял охоту приударять за ворожеями, но и совсем изменился. Как шутили, Яська с той минуты, когда ушел с хутора пахмурный богатырь, а он остался жив и невредим, начал верить в бога, стал мягкий да приветливый, хоть ты к уху его прикладывай.
Короче, я в детстве не знал долго, где люди говорят правду, а где и плетут лапти об этом путешествующем гордом племени, так и побаивался его. И вот в последнее мое предшкольное лето я резко изменил свое отношение к цыганам, страх мой пропал, пришло новое, ранее не изведанное чувство.
Кажется, в июльский жаркий день неожиданно к нам на хутор прикатило множество цыганских кибиток. Остановились они сразу за крычатовским лесом на пустыре за полверсты от нашего дома. Стали табором, как сказала мать.
Первый день новые соседи вели себя тихо. Спутали, взяли на привязь лошадей, наготовили сухих дров, а вечером разложили костер. Языки, сполохи он него поблескивали далеко, во всем нашем хуторе, ласкались к стеклам нашего окна.
