Ждать пришлось не слишком долго. Прекрасная лицемерка Марго и омерзительно толстая собачка прошмыгнули в лифт, где их и настиг Илья. Только увидев его суженные от ненависти глаза, Рита догадалась, что Илья прочитал ее опус, и в первый раз ужаснулась своей выходке. До этого ей все казалось замечательным: и рожденный за одну ночь рассказ, и скупая похвала редактора «Девы»: «Динамично и ярко. Берем!», и звонки восхищенных знакомых, и солидный гонорар…
— Я тебя ненавижу! — процедил сквозь зубы Илья.
И добавил без всякой логики:
— Ты старая и уродливая! Из-за такой, как ты, никто не выпрыгнет из окна. Никто! Никогда! — теперь его голос срывался на крик.
Он где-то бродил до десяти вечера, заходил к полузабытым друзьям, пытался напиться, но водка не шла, потом проиграл все деньги в автоматах какого-то кафе. А Маргарита выглядывала его из окна и проклинала себя. В мозгу заевшей пластинкой крутилась фраза из далекого школьного прошлого: «Мы в ответе за тех, кого приручили». Наконец на дворовой скамейке она заметила знакомый силуэт и услышала развязный хриплый голос, обращенный к смазливой малолетке Люське:
— Эй, лапуль, поди сюда. У тебя клевые ножки. Посиди со мной.
И в этом полупьяном расхлябанном пацане, совсем непохожем на серьезного, собранного Илью, Рита вдруг увидела своего повзрослевшего Ваньку, которого вот так просто обидела чужая женщина на десять лет старше него. Что-то буркнув мужу, она по ступенькам слетела вниз и прямо в подъезде столкнулась с Ильей. «Прости меня, слышишь, прости», — сокрушенным полушепотом повторяла она. Но Илья не слушал и тащил ее в лифт, а затащив и нажав кнопку с цифрой «7», сделал то, о чем мечтал долгие месяцы: набросился на Риту и стал жадно целовать ее теплые мягкие губы, больно царапая их небритой щетиной, рвал на ее груди шелковый халат, впивался в холеную шею и рычал, словно дикий зверь. Рита испугалась не на шутку, но тут открылись спасительные двери, и она, как ошпаренная, выскочила из лифта.
— Я завтра уеду к маме. Мне нужно увидеть Ваню, — с порога сообщила она мужу.
— Но у тебя же была какая-то срочная работа, — удивился тот.
— Плевать на все, я завтра еду!..
Перед отъездом она написала Илье письмо. Хотела оставить всего несколько строчек, получилось — три листа сумбурного текста. О том, что он — замечательный парень, а она — дура, что у него впереди еще целая жизнь, а ей уже 30 и женщины стареют быстрее, что литературный талант на дороге не валяется — и ему нужно обязательно писать. Длинное странное послание, выведенное рукой, привыкшей нажимать кнопки на клавиатуре. Крик души, в котором умоляющее «Прости!» смешивалось с почти материнской нежностью, острой тоской по чему-то несбывшемуся и единственным на тот момент желанием — оградить этого мальчишку от чего-то плохого… Она подложила письмо прямо под его дверь, заклеив конверт скотчем и надписав жирным фломастером: «Илье, лично в руки».
