Так нагнеталась истерия страха, порожденного собственным животным страхом Кобы, — пусть все боятся, чтобы самому страшно не было! Ведь не мог же он не чувствовать за демонстрацией слепой или фальшивой любви к нему бездны ненависти.
Всем известно особое пристрастие Бухарина к литературе — сам яркий публицист и вдумчивый литературный критик, даже делал доклад о поэзии на Первом съезде советских писателей, потом этот доклад многим поэтам вышел боком. Только в связи с ним, Бухарчиком, с его подлым влиянием, а не сами по себе имели значение жалкие, продажные писаки, всегда чем–то недовольные и с чем–то не согласные, пока на них не цыкнешь.
Вождь поставил задачу: обнаружить и уничтожить в гнилой писательской среде вражескую сеть правых — бухаринцев, не забывая и про левых — троцкистов. Такая организация литературного процесса требовала творческой выдумки. Ведь все группировки, группы и группки на этом фронте были давно разогнаны, а после сплошной коллективизации литературы созданием литературных организаций и группировок — с преступным уклоном — занималась только Лубянка.
Поэт Борис Корнилов в стихах, посвященных Пушкину, напечатанных в январе 1937‑го, еще заговаривал неизбежное, которое надвигалось, как черная туча:
Страшное прошло одно столетье,
Александр Сергеевич, гляди:
Император, Отделенье Третье —
Это все осталось позади.
Увы, и новый, уже советский тиран, и политический сыск — были тут как тут, в новом обличье, в чем поэт убедится на собственной судьбе — уже через год его расстреляют.
В пору Большого террора, или «ежовщины», органы достигли своего расцвета. Это была многотысячная, хорошо оснащенная и подкормленная карательная армия. Власть не жалела для нее средств: оклады работникам НКВД увеличили сразу вчетверо, им давали без очереди лучшие квартиры, выделяли больницы и дома отдыха, осыпали специальными пайками, премиями и наградами. Героическая профессия, вроде летчика и полярника, — поэты слагали о чекистах стихи, мальчишки мечтали ловить шпионов и вредителей.
Лубянка гипнотизировала Москву, особенно по ночам, бессонная, сверкающая огнями, будто раскаленная от своего напряженного, тайного, сверхважного труда. Военно–чиновничий муравейник с многослойной иерархией.
Писателями ведало шестое, затем переименованное в девятое, отделение, которое возглавлял невероятно продуктивный, судя по количеству написанных и подписанных им бумаг, капитан ГБ Александр Спиридонович Журбенко, дослужившийся до майора, начальника отдела и ордена Красной Звезды. Это отделение входило в четвертый, секретно–политический отдел, ведомый сменявшими друг друга матерыми чекистами — В. М. Курским, М. И. Литвиным и В. Е. Цесарским, а отдел, в свою очередь, в Главное управление государственной безопасности (ГУГБ) НКВД во главе с корифеями чекистской службы Я. С. Аграновым и затем М. П. Фриновским.
