А в Болшеве, пока Цветаева ждет ответа на письмо, события идут своим ходом. В красный праздник Октября черная машина опять останавливается у калитки снова топот ног, стук в дверь, обыск, на этот раз увозят Николая Андреевича Клепинина. В тот же день была арестована в Москве его жена Антонина Николаевна.
И Марина не выдерживает: спешно собравшись и захватив лишь то, что
можно унести с собой, бежит вместе с сыном в Москву, скитаться по людям. Вон из этого проклятого места!
Станци Болшево, поселок Новый Быт… Даже название звучало издевательски для ее слуха! Слово «быт» было ненавистным, а Болшево аукалось с большевиками, которых она называла врагами русского языка. Жизнь поэта сплошная метафора. Весной Цветаева заедет сюда за вещами и увидит: дом захвачен какими–то незаконными жильцами, вещи разворованы и гроб стоит: повесился в ее комнате! начальник местной милиции… И снова кинется прочь!
А багаж из Парижа Цветаева получит, но только летом следующего года.
«Исправьте, пока не поздно»
Аля могла рассказать Павлу Толстому о своей последней встрече с «известным белогвардейским писателем Иваном Буниным» встрече, которая поразила, запала в душу.
Ну куда ты, дура, едешь? Ну зачем? Ах, Россия… Куда тебя несет?.. Тебя посадят…
Меня? За что?
А вот увидишь. Найдут за что. Косу остригут. Будешь ходить босиком и набьешь верблюжьи пятки!..
Я?! Верблюжьи?!
А на прощанье:
Христос с тобой, и перекрестил. Если бы мне столько лет, сколько тебе, пешком бы пошел в Россию, не то что поехал бы, и пропади оно все пропадом!..
Как это все было странно слышать там, в нестерпимо жаркий июльский день, на Cфte d'Azur. Арест? Стриженая голова? Верблюжьи пятки? Она смеялась над чудачеством старика. Теперь сбывалось…
В следствии Ариадны установилась своеобразная рутина. Два месяца одно и то же: весь октябрь и ноябрь младший лейтенант Иванов теперь она отдана в его руки вызывает ее и засаживает писать собственноручные показания: об эмигрантских организациях в Париже, о всех знакомых в Москве. Потом, на этой основе, «творит» протоколы допросов и снова вызывает подписывать. Ариадна пытается снять свои показания на отца, просит встречи с прокурором все напрасно, от нее просто отмахиваются.
Из лубянских записей Ариадны встает в подробностях жизнь ее семьи на болшевской даче, жизнь странная, призрачная, больше похожая на домашний арест.
В самом деле, вроде бы и свои, наконец вернулись на родину и засекречены, их как бы и нет, даже сменили фамилии: отец живет под придуманной чекистами кличкой Андреев, Клепинины Львовы. Разрешено встречаться только с родными, но и с ними о многом, например о причине приезда отца со товарищи, говорить запрещено. Но, с другой стороны, обо всем и обо всех надо докладывать специально приставленным для контроля энкавэдэшникам. Замкнутая скорлупа с единственным открытым выходом на Лубянку.
