— С утра в аэропорт, Михаил. Вот мой рабочий телефон, — он чиркнул на листочке. — Если что, звоните, — завершил Главный механик инструктаж, вяло подержав в холодных влажных пальцах мою ладонь.
Секретарша отметила прибытие. В бухгалтерии без волокиты выдали «суточные» за проезд и выплатили стоимость билетов. Что было очень кстати: при оплате гостиницы я разменял последнюю пятидесятирублёвку.
* * *
Небо, бывшее ещё час тому назад ясным, заволакивалось тучами. Ветер усилился.
Я захотел прогуляться до гостиницы пешком и осмотреть город, но сразу же пожалел о своём решении. Кое-как пробитую в снежной целине проезжую часть окружали неприступные снежные стены, результат работы дорожников. Они были такой высоты, что указатели автобусных остановок и редкие здесь светофоры лишь чуть возвышались над рукотворными барханами.
«Как же тут люди живут? — удивлялся я, меся снежную „кашу“. — Такой климат, должно быть, быстро из слабаков делает настоящих мужчин. Ладно, посмотрим ещё: кто кого!»
Тротуары спрятались под снегом до весны, и идти удавалось только по проезжей части, постоянно прислушиваясь, не несётся ли сзади, звеня цепями, очередное транспортное чудовище. Услышав лязг цепей, приходилось быстро карабкаться на сугроб и пропускать машину.
Гостиница, ставшая на время мне вторым домом, встречала гостеприимно зажжённым над крыльцом фонарём. Печи топились, но дым поднимался уже не вертикально вверх, столбом, как было совсем недавно. Он нервно метался над печной трубой, порой отрываясь от неё совсем, а иногда, словно отчаявшись справиться с разгулявшимся ветром, стремительно бросался вниз, к земле, надеясь хоть там найти спасение. Но и здесь шквал настигал свою добычу. Он смешивал каменноугольный чад с мокрым снегом, летящим почти горизонтально, и в ярости бросал эту смесь в лица одиноких прохожих.
Открыв дверь номера, я увидел картину, нарисованную Джеком Лондоном в его рассказах об Аляске — естественно, с поправкой на современность. За накрытым к импровизированному ужину столом расположились трое постояльцев, моих соседей по номеру. Они курили, смеялись и говорили одновременно. Четвёртый мужчина, немолодой брюнет, лежал на кровати поверх одеяла лицом вверх с закрытыми глазами. На накрытом клетчатой клеёнкой столе стояли две бутылки водки, одна — уже наполовину пустая. Две или три почищенные и разорванные на пласты селёдки лоснились жиром на расстеленной тут же газете. Буханка чёрного хлеба нарезана крупными ломтями. Пепельница — полна окурками. Завершала композицию открытая трёхлитровая банка, в мутном рассоле которой угадывались огурцы. Банка занимала почётное место в центре стола.
