— Фамилия?
— Тихонов.
— Допустим, Тихонов. Имя–отчество?
— Михаил Иванович, — слегка обиделся Миня. Он никогда без необходимости не лгал.
— Допустим и такую версию. — Дежурный полистал на столе бумажки с машинописным текстом. И этак лениво, как бы с позиций огромного опыта. — Это ведь ты грабанул павильон на Маркса?
— Я?! Да я никогда!.. — Перед глазами все плыло. Нутро ныло и волнами дергалось. Господи, лечь бы в лесу, на сырую землю и уснуть. А может, согласиться, что вор? Черт со мною! Жизнь все равно погублена. Лавриков закивал.
— Впрочем, алиби, — пробурчал сотрудник. — Директору совхоза мы верим.
— Я шофер, — вдруг вспомнил Миня. — Если надо, могу… мне бы только баню.
— А права?
— Права?!. — Миня потер лоб грязной рукой. — Нету… все пропало… волной унесло…
— Какой волной?
— Волной? — Как же объяснить? Надо проще. — Ну, купался в одном месте… катер прошел… смыло…
— Где прописан?
Тут уж Лаврикову пришлось врать набело.
— Вообще–то я из Омской области… приезжал к женщине…
Зазвонил телефон, молодой милиционер снял трубку.
— Младший лейтенант Бабкин! Слушаюсь, товарищ майор!.. — И, положив трубку, вскочил. — Так! Потом разберемся! Посидишь в изоляторе — признаешься. Только не вякай мне про пятьдесят первую статью Конституции. Увести!
И рослый парень в пятнистой форме десантника, на груди сияет, как море, тельняшка, ткнул резиновой дубинкой Лаврикова — и тот понял, пошел.
— Ножа нет? Ремень снимай!.. — Проведя Миню по коридору, потом вниз и снова по коридору, охранник затолкнул задержанного за огромную железную дверь с засовом и защелкнул за ним замок.
Миня огляделся в сумерках — перед ним в узком бетонном боксе торчали, как во времена армейской службы, восемь двухэтажных коек, на коих расположились полуодетые мужики.
— Здрасьте, — тихо сказал Лавриков.
— Твоя шконка у пар–ряши, — рыкнул один из валявшихся на нижней койке слева. А параша, вернее, унитаз, торчал как огромный сломанный желтый зуб справа от двери. И верно, тут обе койки — и верхняя, и нижняя — были свободны.
— Чего ты дядьку гнобишь? — удивился другой голос. — Мест как гробов на кладбище. Иди сюда.
Благодарно кивнув, Миня сунулся боком мимо шконок поближе к говорившему. Его несильно пнули в спину пяткой, правда, босой пяткой. Миня пожал протянутую горячую руку, скинул ботинки и, сопя, полез наверх. Забрался и залег.
— Тебя за что? — спросил приютивший.
— Так, — нехотя отвечал Миня. — Надоел женщинам.
— Сдали, суки? — обрадовался сосед снизу. И вскинул вверх шарящую руку, и Миня хотел ее вновь пожать, но, оказывается, сосед, вертя пальцами, объяснял свое положение. — А мне хана. Убил поленом.
