когда головокружение ослабло, дон кихот поднялся снова. доковыляв до лежащего на боку мотоцикла, он присел на него, отдышался, выдернул из кармана сигареты и закурил.
— знаешь, в чем твоя проблема, отец? ты никогда не признаешь за собой вины. что бы ни случилось, ты всегда в белом. они говорят, что ты не можешь послать человеку невыносимых испытаний. а если человека вдруг переехал асфальтовый каток, то это не ты. ты заведомо оправдан. ты ни разу не сознался в том, что сделал зло и при этом пытаешься убедить всех в значимости покаяния. твои дети сплошь уроды, но даже для лучших из них ты всегда остаешься недостижим. в тебе нет человечности. и это то, что отталкивает от тебя человека.
море, застывшее впереди, казалось ртутью, выплеснувшейся из гигантского межгалактического термометра. добрый доктор до последнего отказывался поверить, что заявленная больным температура совместима с жизнью.
хромая на обе ноги, дон кихот дошел до пришвартованного к берегу парома и пнул одну из ржавых цепей трапа, опущенного на песок.
— эй, баба!
боль отрикошетила от стопы прямиком в колено, он согнулся и накрыл его обеими ладонями.
дверь кабины распахнулась. заспанный паромщик в охровых шортах и поношенном черном пиджаке на голое тело вышел на мостик. приветственно вскинув руку с кокосовыми четками на запястье, он спустился по железной лестнице, подошел к дон кихоту и хлопнул его по плечу.
— как жизнь, амиго? ты неважно выглядишь.
— упал с мотоцикла. заяц–самоубийца принял меня за четвертого всадника апокалипсиса.
— где, здесь?
— угу.
— амиго, здесь нет зайцев.
— see–no–evil philosophy in action. заводи давай свой пепелац.
— шанти–шанти, отважный рыцарь. ты не дорассказал мне свою историю.
— как насчет старого доброго обола, харон?
паромщик снисходительно улыбнулся.
— я рад, что ты в хорошем настроении. пойдем–ка.
взяв дон кихота под руку, он отвел его на несколько метров вглубь берега, к большому, расколотому надвое, валуну.
— посиди пока здесь. я поищу что–нибудь остановить кровь.
— пустое. пока ты будешь искать, она сама остановится. и потом, как сказал один универсальный реципиент, blood is life. глупо упускать редкую возможность почувствовать себя живым.
— редкую, говоришь?
дон кихот, кряхтя, опустился на песок, стащил со спины рюкзак и прислонился к камню.
— я говорил, что в этой одежде ты похож на офисную крысу, нечаянно продавшую вместе с рекламными площадями остатки разума и возомнившую себя садху?
