— Но вы все-таки найдете для меня Оррина?— прошептала она.— Я солгала вам. Все, что я сказала, было выдумкой. Он не звонил мне. Я ничего не знаю.
— Духи...— удивился я, принюхиваясь.—Детка, вы надушились за ушами — и все это для меня! Вы пришли показаться мне в новом оперении?
Девушка кивнула, ее взгляд стал нежным и кротким.
'— Снимите с меня очки, Филип,— взмолилась она.— Я не буду возражать, если вы будете пить виски. Правда, не буду.
Лица наши сблизились. Я боялся снять с нее очки: у меня могло появиться искушение ударить ее по носу.
— Хорошо, я найду для вас Оррина, если он еще жив,— согласился я.— И не возьму ни цента за работу. Меня интересует только одна вещь.
— Какая, Филип? — ласково спросила она, еще шире приоткрыв губы.
—- Кто был паршивой овцой в вашей семье?
Девушка испуганно вырвалась из моих рук.
— Вы сказали, что не Оррин паршивая овца в вашей семье. Помните? Сказали со странным ударением. А позже упомянули о сестре Лейле, но произнесли ее имя с явной неохотой.
— Не помню, чтобы я говорила что-либо подобное,— медленно протянула Орфамей.
— Поэтому я и заинтересовался. Какой псевдоним выбрала себе Лейла для кино?
— Для кино? — переспросила девушка,—Я не говорила, что она снимается в кино.
Я улыбнулся своей простой, открытой улыбкой. Орфамей, поняв свой промах, пришла в ярость.
— Занимайтесь своим делом!—вскричала она.— И оставьте Лейлу в покое со своими грязными намеками.
— Какими грязными намеками?—удивился я.— Об этом стоит подумать.
— Вы думаете только о виски и женщинах! — воскликнула Орфамей.— Я ненавижу вас!
Она бросилась к двери и, распахнув ее, выбежала в коридор.
Я вернулся к своему столу и тяжело опустился в кресло. Очень странная девушка. Очень, очень странная.
Через несколько минут снова зазвонил телефон. После четвертого звонка я поднял трубку.
— Похоронное бюро Мак-Кинли,— сказал я.
— Что-о? — спросила женщина и разразилась пронзительным смехом.
Это был розыгрыш из арсенала полицейских времен 1921 года. Очень тонкая острота, как обух топора’. Я выключил свет и отправился домой.
