Может быть, потому,
что я в детстве ходил босиком
По траве,
по весенней меже,
по осеннему жнивью,
Прикасался щекою к дубам,
и к березам,
и к вязам,
И руками кору их шершавую гладил,
И смотрел, как на чудо,
на вспыхнувший первый подснежник,
Словно музыку, слушал
и шорох листвы,
и ручья лепетанье,
Кукованье кукушки
и перепелов перекличку, —
Может быть, потому и сейчас
не как гость я вступаю в природу,
«Здравствуй!» — шепчут мне сосенки.
«Здравствуйте!» — я отвечаю.
Со степенною елью
веду разговор я степенный,
Понимаю язык тростника,
ручейка
и рябины,
Будто сам становлюсь
тростником,
ручейком
и рябиной.
И стремительной ласточкой,
режущей крыльями небо,
И скворцом,
что дает позывные с высокой
скворешни.
Может быть, потому и весной молодею,
старею под осень,
На рассветной заре веселюсь
и грущу на закате,
И молчанью учусь
у безмолвия звездных ночей,
И учусь красоте у цветка,
что незримым художником создан.
Я с природою слит,
словно капля с волной в океане,
Но и капле дана
первозданная жажда полета,
Чтоб, взлетев над волной,
отразить глубину океана.
