Пред красотой окружающей природы все притихли, никто не решался заговорить, словно боясь нарушить царящую вокруг гармонию.
Старик Кебусей улыбался, что–то припоминая.
— В чем дело, Старец? — обратился к нему Джурджейс. — Видно, старость препятствует преодолению пути?
— Еще как! Еще как! — ответил Кебусей. — Во всяком случае шестьдесят лет тому назад, когда я впервые познакомился с этой дорогой, двигался с иной скоростью.
— Ха! Ха! Ха! Да и я сорок лет назад ощущал иные наслаждения.
— И еще какие, и еще какие! Теперь мы постарели, клонимся к закату. Наступит день, когда облака скроют нас в своем доме. Чудесное, непостижимое движение: мы пришли — уйдем; приходили и уходили… придут и уйдут… Вот предвечность к вечности!..
Джурджейс улыбнулся и оглядел погрузившегося в меланхолическое молчание Кебусея.
— Старец, — сказал он, — я человек, занятый общественной работой. Никогда я не занимался абстрактными вопросами. Однако слова твои заставили меня призадуматься. Что это за суета? Не скажешь ли?
— На свое «что» еще ни один вопрошающий не получил ответа.
Джурджейс недоверчиво взглянул на учителя. Оба остановились. Кебусей, запыхавшись:
— По ту сторону восприятия — бездонное море и кто переступит, того поглотит пучина.
Заинтересованные, мы окружили стариков. Учитель оглядел нас и внезапно радость озарила его печальное лицо:
— Джурджейс! — проговорил он. — Далекие пути обессиливают человека. Подойдем к тому, что близко.
Вот молодежь — живет, бурлит и переживает. У нее тысяча и одно желание, тысяча и одна надежда. О, что б я не дал, чтоб еще раз быть молодым!
Джурджейс, не сводящий с Кебусея глаз, загорелся еще большим интересом:
— Старик, я раскаиваюсь в том, что иду: всю жизнь занятый общественными делами, я не вдавался в абстрактные размышления. Теперь, кроме того человека, каким я был, ты пробудил во мне вторую личность, и я не в состоянии ответить на его вопросы.
— Проснувшегося усыпи! Человек не может перешагнуть за начертанную грань. Сорок лет жизни посвятил я философии, дерзал перейти за черту и кроме потери сорока лет ничего не достиг. Лишь одну истину постиг я — жить свободно! Жить сыто! В этом истина. И труд воплощает эти два фактора. Надо трудиться, жить и творить жизнь другим.
