— Преклонитесь перед вашим братом, Николай, — закончила Мария Федоровна, — он высок в своем неизменном желании уступить вам трон!
Это было отвратительно. Отвратительно было это нейтральное «вы» по–французски, отвратительна была ненатуральная жестикуляция, отвратителен был смысл. И Николай не выдержал.
— Кто высок? Кто будет преклоняться? — он с трудом удерживался, чтобы не повысить голос. — Да он решил сидеть в Варшаве, потому что это легко! Да! Ему плевать на то, как мы выпутаемся из этого положения. И это вместо того, чтобы исполнить свой долг и сунуться в эту кровавую кашу или, в конце концов, приехать самому и изложить свою волю прилюдно. Это подлость! — он все–таки кричал.
— Вы забываетесь, Николай! — взвизгнула императрица.
— Да, забываюсь. Меня могут убить каждую секунду, а я имею наглость забываться! А вы, матушка, вспомните, что мы не на театре. Я не Гамлет, а вы не Гертруда. — Николай встал и сделал шаг вперед, прямо на нее, — или вы все–таки хотите, чтобы я обнажил шпагу и убил кого–нибудь? Кто у вас там спрятан за ковром? Лопухин? Милорадович?
Мария Федоровна отступала. Этот почтительный Николай с его белым, красивым, малоподвижным лицом, ее хороший мальчик, из которого она собиралась сделать покорного исполнителя своих капризов, вдруг стал чужим. Она была гораздо меньше его ростом, сейчас, даже стоя на высоких каблуках, она не доставала ему и до плеча. Она испытывала физический страх.
— Я ваша мать, Николай, — сказала она чуть слышно, — и люблю вас!
— Я вам безумно благодарен, маман. Но на сегодня хватит красивых слов. Позвольте откланяться!
Николай развернулся и большими шагами вышел из комнаты. Мария Федоровна стояла перед пустыми креслами, как была — растопырив руки, лишившись дара речи. Ее бенефис был отменен. Ей только что сказали, что она сошла со сцены…
…Николай шел быстрым шагом через приемную императрицы, когда ему попался Милорадович. В этот момент красное наглое лицо генерала было ему особенно неприятно. Разговаривать не хотелось.
— В городе все спокойно, Ваше высочество, — не ожидая вопроса, спокойно пробасил Милорадович.
— Прекрасно. Я думаю, что присягу можно назначить на следующую неделю, — сухо сказал Николай на ходу. Милорадович стоял у окна, глядя ему вслед, машинально дергая себя за длинные бакенбарды. К нему, прихрамывая, подошел принц Евгений. Принца Вюртембергского и графа Милорадовича на всю жизнь связало священное братство 12‑го года. Были они вместе при Бородине! Молодые были!
