— Они хотя бы поинтереснее этих трусливых христиан. Натрави иудея на кого угодно и увидишь, как яростно он будет драться, а выведешь на арену христианина, так он опустится на колени, начнет что–то там петь своему невидимому Богу, да так и умрет, даже пальцем не пошевелив, чтобы хотя бы защититься, — он взял с блюда еще какое–то яство. — Они меня просто раздражают.
Марк хорошо помнил сотни христиан, которых Нерон приказал казнить. Он даже приказал залить некоторых из них смолой и поджечь, чтобы те служили факелами на игрищах. Когда император объявил, что именно христиане виновны в пожаре Рима, потому что они таким образом, дескать, хотели доказать истинность их пророчества о том, что весь мир погибнет в огне, толпа стала жаждать крови христиан. Но толпа тогда еще не догадывалась, что Нерон просто хотел построить новый город и назвать его своим именем.
Видя, как эти мужчины и женщины погибают, не оказывая никакого сопротивления, Марк испытывал какое–то смутное чувство беспокойства, смятения, которое не давало ему покоя. Патроб назвал их трусами, но Марк не был согласен с такой оценкой. Трус убежал бы от разъяренного льва, а не стоял бы к нему лицом. Антигон нагнулся к Марку и прошептал, улыбаясь:
— Аррия идет.
Аррия вместе с двумя другими молодыми женщинами, смеясь, появилась из глубины сада. Белая стола элегантно облегала ее стройное тело, а ее тонкую талию обвивал широкий пояс, украшенный золотом и драгоценностями и сделанный на манер того пояса, который она видела у одного из гладиаторов на арене. Она осветлила свои темные волосы специальной батавской пеной, и теперь светлые локоны были причудливо убраны на ее гордой голове. Мелкие завитки окаймляли ее нежное лицо. Марк слегка улыбнулся. Чистота и хрупкая женственность. Сколько мужчин потеряло голову из–за этого светлого образа?
Аррия посмотрела вокруг, пока ее взгляд не остановился на Марке. Она улыбнулась. Он прекрасно знал этот взгляд, но уже не реагировал на него с такой страстью, как в начале их романа. И хотя он улыбнулся ей в ответ, больше всего ему сейчас хотелось, чтобы она исчезла. То чувство свободы, которое он испытывал мгновением раньше, испарилось, как только она вошла.
— Марк, наш верный друг, — сказала она своим сладким голосом, сев рядом с ним, — мы услышали в саду, что музыка стала совсем другой. Я так поняла, что ты спас нашего дорогого Антигона от денежного краха.
Удивившись ее язвительному тону, Марк взял ее маленькую белую руку и поцеловал. Ее пальцы были холодными и подрагивали. Что–то было не так.
