Лечение, предписанное Эмили, творило чудеса. Стук в голове прекратился, прошло и ощущение, что ее безжалостно натирают на терке. О результатах рентгена обещали скоро известить.
Эмили взглянула на часы – она здесь уже давно, больше двух часов. Наверное, она задремала.
Пошевелиться она не решалась из страха, что разбудит Рида, прикорнувшего рядом на стуле. Он очень устал, пусть отдохнет.
От лечения он отказался, позволил лишь себя перевязать. Медсестра дала ему мыло, зубную щетку и полотенце, а один из санитаров одолжил чистую футболку. Рид принял душ, переоделся, сел на стул у кровати, намереваясь нести дежурство, и не заметил, как уснул. Эмили завороженно смотрела, как при каждом вздохе на его мощной груди перекатываются мышцы. Потом ей захотелось пить, и она потянулась за бутылкой, стоявшей на тележке у кровати.
– Как спалось?
Она едва не вскрикнула от неожиданности.
– Ой, как вы меня напугали!
– Извините.
– Я думала, вы спите.
– Я очень чутко сплю.
Еще бы! Человек, которому по долгу службы полагается быть всегда готовым к худшему, спит не иначе как вполглаза.
– И давно вы служите?
– Шесть лет.
Эмили проработала всего три года и боялась, что к моменту своего возвращения в Плейно работу она потеряет – единственное, что придает ее жизни стабильность. Но у такого человека, как Рид Кэмпбелл, помимо работы должна быть семья, жена…
– Представляю, как трудно приходится вашей семье.
– Вы не поверите, но мы все служаки. Один брат – федеральный маршал, второй – агент ФБР, да и сестры не лучше, – усмехнулся Рид. – Офицер полиции Плейно и защитник прав потерпевших в офисе шерифа. Словом, служба у нас в крови.
– Вот это да! Интересно. Но я имела в виду вашу жену и детей.
Рид покачал головой:
– Ни жены, ни детей у меня нет.
– Убежденный холостяк?
– Просто не хватает времени.
Эмили почти поверила, но тут уголки его губ изогнулись в улыбке. Да он шутит – он ведь такой красавец, наверняка отбоя нет от женщин.
– Вы шутите? – спросила она.
– Ну и денек сегодня, – невпопад ответил Рид и мрачно поскреб щетину на подбородке. Улыбка исчезла с его лица, как не бывало. – А вам правда лучше?
– Да, гораздо лучше. – Почему она не признается, что ей больно и страшно? Эмили втайне надеялась, что его вопрос вызван искренним интересом к ее самочувствию, а не вежливостью и желанием узнать, когда она сможет давать показания. Кроме того, она давным-давно ни с кем не откровенничала. В Доме Эмили держалась особняком. Компанию ей составляли только единоутробные братья и сестры, которых требовалось купать и кормить, что она с радостью и делала, потому что занятость позволяла свести к минимуму общение с прочими обитателями Дома. – Ну, я набила пару шишек. К утру все пройдет.
