— Как он?
— Ничего. Главное, как он будет себя чувствовать в ближайшие двадцать четыре часа, — его подключили ко всем возможным аппаратам, которые должны помочь. Заходи.
Она медленно и осторожно открыла ведущую в палату дверь, словно к той предыдущим недовольным пациентом была привязана граната, и они проскользнули внутрь.
Кроме отца Татема там находилось еще три пациента, каждый из которых был подключен к множеству аппаратов, — они словно вросли в стариков, опутав их паутиной проводов. Медсестра стояла склонившись над чьей–то неподвижной фигурой. Татем заранее подготовил речь для прощания с отцом, но успел произнести лишь: «Папа, я…» — в этот момент все аппараты вдруг заверещали и загрохотали. Палата словно заполнилась невидимыми звездолетчиками, которые наперебой начали кричать: «Тревога! Тревога! Внимание! Внимание! Перегрузка! Перегрузка!»
— Что это за ё‑моё, что происходит?! — закричала медсестра в совершенно несвойственной для медицинского персонала лексике. — Что это за энергетический взрыв?
Заметив Татема, она бросилась к нему и, распахнув его пиджак, обнаружила под ним два мобильника и три пейджера, прикрепленных к рубашке.
— Выключите это сейчас же! — заорала она.
— А что, если мне позвонит Клайв Хоул?
— Мне наплевать, кто вам там будет звонить! Выключайте!
Регулярная возня с мертвецами, оказывается, может придать молодой особе недюжинные силы; медсестра схватила Татема за руку и вышвырнула его за дверь.
— Если ты не хочешь угробить своего папочку, быстро вырубай это! — добавила она. — Ты что, не видел объявления? Вход с мобильными телефонами запрещен!
— Я не думал, что это относится ко мне…
— С чего бы это?
— Я работаю на телевидении…
По прошествии некоторого времени Татема снова впустили в палату. Его отец уже открыл глаза и теперь обратился к нему слабым голосом:
— Сынок, я должен кое–что сказать тебе — мне в этом призналась твоя мать перед смертью. Отнесись к этому спокойно. Я тебе не отец. Ты же знаешь, как твоя мать любила Кена Додда, считала его лучше всех на свете. Ну так вот, когда он играл в ипсвичском «Гомоне» в шестидесятых, она прошла за кулисы, и он пригласил ее в свою гримерку… ну и…
Татем не стал это слушать.
— Ладно, папа, прости, мне надо выйти и кое–что проверить, — порывисто сказал он.
Он встал и вышел из палаты. Старик снова откинулся на подушку, и после этих последних усилий с ним произошла еще целая череда ударов, которые лишили его дара речи.
