Натали, увидев это, перестала плакать.
Раздался выстрел.
Я не помню, чтобы я хоть раз стрелял в своей жизни; однако контрольный выстрел удался на славу: пуля угодила точно в голову. В лоб. Прямо по центру. Как- то весьма симметрично, даже не обезобразив лицо усопшего; напротив, придав ему нечто отстранённо экзотическое, скорее всего — индийское.
Вот к чему приводит бесконечное насилие на экранах: мы, оказывается, и стрелять умеем, хотя никогда этому не учились специально. Визуальный опыт — это ведь и психологический опыт. Что ещё смещено и перевёрнуто с ног на голову в смущённых наших душах? Можно ли после этого верить себе?
Натали перестала плакать, глаза её прояснились, подобно небу (вот чудо!), — и это сильно облегчило мне то, что я про себя смутно назвал «в-третьих». Я подошёл к ней, устало присел рядом и произнёс голосом изрядно утомлённого путника, возможно, иностранца:
— После того как эти подонки. как эти двое — что на них нашло, о, боже?! — пристрелили друг друга на наших глазах. Не соблаговолите ли вы стать моей женой?
Я заглянул в её глаза — и прочитал там, то, что и рассчитывал прочитать: она, не беря никого в свидетели, также решала для себя дилемму, допустить ли к душе своей тень Германна — или.
Что–то было у меня по этому поводу в моей статье. Но вот что именно?
Я вдруг почувствовал, что напрочь забыл содержание статьи, что оно необратимо утрачено и что писана работа моя другим человеком — не тем, который сидел рядом с прелестной женщиной и готовил им обоим ослепительное в своей уже почти реальности «в-четвёртых».
— Умоляю, не говорите мне «нет», — сказал я, наклоняясь над распростёртым телом >***; правая ладонь покойного также не желала расставаться с оружием. Я шевельнул пистолет — он будто прирос к коже (что я отметил с большим удовлетворением).
Натали внимательно следила за моими действиями.
— Так могу ли я рассчитывать? — смиренно произнёс я, не поднимая глаз.
— Вы просчитались, — был ответ.
Я поднял голову.
Раздался выстрел.
Лучшие романы рождаются из презрения к читателю, не способ–ному их понять.
Натали сидела у себя в комнате, склонив голову над книгой. Опус был забавным, из нынешних новых романов.
Ведь просила же пышногрудую, с атласной кожей подругу Лизу: дай мне почитать что–нибудь из современного, но чтобы для души, то есть такой роман, в котором не было бы мужского умничанья, грязного секса, тяжёлой женской судьбы, трагического конца, а была бы мягкая женская любовь (в идеале — лесбийская), волнующая мелодрама, плавно перетекающая в бесконечный хэппи–енд.
