Делать было нечего: ситуация требовала от меня смелого поступка; я резко выдохнул, как перед прыжком в бассейн, и поднялся — сначала на четвереньки, а потом, осмотревшись, и в полный рост.
Эллина лежала без движения. Натали по–прежнему всхлипывала и причитала.
— Что произошло? — спросил я.
Натали отвечала невразумительно. Она была в шоке.
Мне казалось, я был не в шоке: голова соображала быстро и ясно; только вот я никак не мог решить, что мне делать в принципе или хотя бы что необходимо предпринять в следующую минуту. Ни единой мысли по этому поводу.
Вот почему я опять твёрдым голосом и, вроде бы по делу, спросил:
— Что произошло?
С Натали началась истерика. Она буквально стала биться о паркет, и на этот раз мне показалось, что выложен он не так хорошо, как это должно быть в богатом доме.
Я решил начать с её чудесного освобождения.
Однако тут же отчего–то передумал: сообразил, что мне выгодно быть единоличным хозяином положения. Душу мою накрыла, как это ни прискорбно, — тень Германна, который представлялся мне не иначе как высоким красавцем в широком чёрном плаще и шляпе. Честность писателя не позволила мне спутать это шершавое ощущение — материальность тени — ни с каким другим. Это несравненно хуже, нежели обнаружить в себе реликтовые следы ящерицы или волка, ибо неожиданное наличие тени ставило под сомнение моё гордое заявление — «Я прошёл испытание».
Но я не мог не протянуть руку вызванной к жизни тени — желание безопасно и гарантированно обогатиться, «составить счастие моей жизни» было сильнее меня.
И, что важнее всего, я, оказывается, в глубине души допускал эту великолепную в своей гнусности возможность — пожить в шкуре Германна, — хотя готов был поклясться, что во мне нет подлой черноты, что я выше и чище низменных страстей.
Я помимо воли просчитал (весьма хладнокровно, надо заметить) все выгоды положения (как, оказывается, делал это тогда, когда в качестве зрителя фильма участвовал в разборках на стороне разговорчивых подонков).
Во–первых, Сцилла и, хуже того, Харибда, была мертва, — и руку к этому приложил беспомощно хрипящий бизнесмен. Она, судя по всему, смертельно ранила его. Одновременно прозвучали два выстрела. Ядовитые гады сожрали друг друга. Это хорошо.
Во–вторых.
В общем, я подошел к раскинувшейся в красивой позе Харибде (даже смерть была к лицу моей суровой подруге!) и нежно взял её за запястье. Пульса не было, как я и ожидал; однако я не опустил её руку, а навёл сжимаемый безжизненной кистью пистолет на ***.
