После нашего свидания прошел год, прошел шок, стало не больно, не жалко, не стыдно… Каждый раз, когда кто–то ехал в Израиль, я посылала ей книги и фотографии. Я гордилась, что владею информацией о Е. Н. Людям близким расписывала, как ей там плохо (голые стены, дырочки от ковра). Скромно потупившись, добавляла про кресло. И еще — что она–то себя не жалеет, не оплакивает ни свою судьбу, ни родину, ни квартиру. Ей интересно все, что вокруг. Увы, ее одолевают болезни.
И меня тоже вдруг стали одолевать. Шея, давление, какие–то внутренности… Шея не поворачивалась, когда Левушка с семьей приехал к нам из Перми на сохнутовский семинар. Сам он только что вернулся из Хайфы.
— Ездил к Елене Николаевне? — обрадовалась я.
Левушка сник:
— Понимаешь, родители…
Ему нельзя — в жару, после травмы, с его–то дикцией… Заколдованная, заговоренная Хайфа! Даже я, приплыв в этот город, не добралась до Е. Н.
Болела шея, я стелила постели, Лева ходил по пятам и бухтел: дочь не с ними, уехала в Каменск. Я привычно фильтровала его речи, но мои девочки слышали только «жеб–жужу–жебр–жужу»:
— Яужестолькоперенесзаэтотгод! Фамусовсталмоимлюбимымперсонажем. Надчемсмеялись? Дочьнавыданье! Этожегоре! Этоужаснотяжело.
Господи, давно ли это было? Я не поехала с родителями в ГДР, первый раз в жизни за границу — не поехала! Отправилась с Леней по Чусовой… Когда они выросли, эти дети?.. Левин Севка ломал наш диванчик: просто прыгал на нем и прыгал, пока не провалился в поролон, как в снег. Я попыталась заткнуть дыру, — планки разъехались в стороны, будто лыжи. Пришлось спать на полу. Шее впервые за несколько месяцев стало легче.
С утра появился Бегун. Военрук так и не научил его поднимать левую руку с правой ногой, но Боре это не помешало перемещаться по Европе: он работал в Швеции по королевскому гранту, был с докладом у Айзенберга в Германии, ездил в Норвегию к Ветровым… Ни Бегун, ни Лева не собирались эмигрировать, просто радовались, что Сохнут оплатил им дорогу. На семинаре Яковские встретили Ромку — наш пермский племянник писал тест для выезжающих на п. м.ж.! Ох, и шумела я, когда он пришел… Наш Рома в Свердловске, он, по слухам, собрался уезжать, а мы об этом узнаем от Левиной жены?! Ромка оправдывался, что прямо с поезда на семинар, Ромка канючил свое «ну, тетя Ира, тетя Ира…». Потом вдруг скорчил себе в зеркале рожу и рассмеялся, точь–в–точь как Ленька в семнадцать лет…
Как хорошо мы посидели в тот вечер! Пели песни — без Якушева, без Стрельникова, потому без гитары, но все равно хорошо. Фотографировались. Провожали всех на вокзал…
