— Угадайте, кто из наших учителей сказал: «Я над стариками обревелась», а кто: «Порнография — даже в воде целуются».
Обревелась — мы сразу угадали — Любовь Абрамовна, математичка. (Уж не знаю, годится ли Любовь Абрамовна в простые русские бабы, ехидничала я в письме, ведь теперь она — итальянская теща, да теперь уж и Вы стали еврейской мамой…). А насчет «порнографии»… Ох, и возмутились мы тогда — это слово не было обиходным, оно опошляло наш «Романс»!
— Так только какая–то дура могла сказать! — Были названы нелюбимые персонажи.
Е. Н. мгновенно поскучнела и не стала ничего объяснять. Я догадалась через несколько лет: про «порнографию» сказала Надежда Игоревна, историчка! Догадалась и тут же расстроилась: как мало я понимаю не только в книгах…
И чудеса: еще и письмо мое не дошло до Израиля, как: «На первом канале, в золотой серии ОРТ…»
Милая Иринка!
Я тоже посмотрела немножко «Романс о влюбленных». Пока шли эти чудесные сцены молодой любви — смотрела с прежним обожанием. Как она идет, по–детски косолапо, по острым камушкам, как сладко и защищенно спит эта девочка–жена в бешеной гонке мотоцикла, да еще за спиной такого крутого парня, да еще не выспавшегося, а гнать всю ночь, а глаз за сутки не сомкнул ни на секунду… Ветер рвет ее волосы, рвет и треплет букет полевых небывалой красоты цветов в ее «свадебном» букете, кажется, еще вираж — и оба полетят в тартарары куда–нибудь в русскую канаву помирать. А она спит себе, как котенок в печурке. А все потому, что она теперь за спиной, за мужем, как за каменной стеной. Или, как написал своей возлюбленной жене Роксолане который–то оттоманский властелин:
Разве я не говорил тебе,
Что я море, а ты рыба —
Разве я не говорил тебе?
Разве я не говорил тебе:
Не ходи в ту пустыню?
Я — твое чистое море,
Разве я не говорил тебе?
Или, как Андрей Болконский, сделав предложение Наташе, легко, как травинка, прильнувшей вдруг к его груди — кн. Андрей почувствовал небывало тяжкий груз ответственности и нежной жалости к этой девочке… (Наверное, сочиняю, но мне так запомнилась с первого прочтения эта сцена.)
Какой тут секс?! При чем тут секс?! При чем секс, когда речь идет о любви?! Вот этим «Романс» и хорош.
А дальше — я выключила, пошла фальшь, почти пошлая фальшь. Ну где это видано, чтобы бабушка, ровесница Вашей бабе Тасе, воспитанная на строгих правилах «блюдения» (фу, какое гнусное слово) чести, точно знающая, что в подобной ситуации реакция должна быть однозначной — ворота дегтем мазать, — эта–то бабушка так старательно–умильно улыбается, что лихо
