Олбани, едва касаясь, провел рукой вдоль всей спины, как будто пытался усмирить разволновавшуюся лошадь.
— Если вы сделаете шаг в сторону, я достану из стола запасную свечу, — промелькнувшее в моей голове обидное сравнение позволило окончательно прийти в себя, и голос прозвучал уверенно и спокойно.
Тихий шорох подсказал, с какой стороны от меня встал хозяин дома. Обогнув его, я обошла кресло, легко ориентируясь в хорошо знакомой обстановке.
— А зачем?
— Что? — остановилась я.
— Зачем свеча? — капитан явно начал находить ситуацию забавной. — Да и зажечь нам ее нечем.
С досадой поняла, что он прав. Идти на кухню за огнем глупо.
— Откройте мне дверь, пожалуйста, а я заберу Виктора, — видимо, капитан в свою морскую бытность привык к неожиданностям и легко подстраивался под любую ситуацию.
Аккуратно шагая по ковру, чтобы не споткнуться, распахнула дверь. В коридоре было ненамного светлее — слуги уже давно погасили свечи и отправились спать. Я шла впереди, ведя рукой по стене, чтобы не пропустить дверной проем комнаты Виктора. Капитан едва слышной поступью двигался за мной, неся мальчика на руках.
— Пришли, — подсказала я Олбани, когда мои пальцы нащупали деревянный откос.
— Отлично, — выдохнул капитан. — Знаете, мисс Блю, как отцы осознают, что дети уже выросли?
Я покачала головой, но сообразив, что он меня не видит, как и я его, ответила:
— Нет.
— По их весу, — хохотнул он. — Я только что осознал, что Виктор уже не мальчик, а почти юноша.
Слова капитан произносил с натугой, оно это и не удивительно — Виктор давно не малыш.
Процедура повторилась: дверь, кровать, одеяло, устроенный с удобством ребенок. Да и мне самой уже с трудом удавалось сдерживать дрему.
— Идемте, я Вас провожу, — предложил капитан Олбани.
— Что Вы?! Я прекрасно доберусь сама, — я неловко отступила, жутко смущенная таким предложением.
— Лестница в такой темноте не самое безопасное место, мисс Блю, — не терпящим возражения голосом заметил капитан. — Так что, не перечьте.
Тон непривычно твердый. Вот он — морской капитан во всей красе. Теперь я явственно могла представить его на палубе судна за штурвалом посреди бушующего шторма и раздающего отрывистые команды четким решительным голосом.
Сильная рука крепко обхватила мои похолодевшие от волнения пальчики.
— Ступайте за мной, — сказал Олбани и двинулся к лестнице на третий этаж.
Мне не оставалось ничего, кроме как пойти за ним. За два дня мой мир встал с ног на голову, и теперь я из воспитательницы стала опекаемым ребенком. Эмоции этот поворот событий вызывал самые разные: от раздражения до тлеющего в груди огонька благодарности. Возможно, я не реагировала бы столь остро, но ходьба по темному коридору в тишине ночи за руку с мужчиной была для меня недопустимой. Я — наставница детей, и мне приходится им объяснять, что допустимо, а что нет, и сейчас, нарушая негласные правила, я чувствовала себя обманщицей.
