— Наверняка проучил бы, и я от этого стал бы еще омерзительней.
— По крайней мере, он показал бы вам, как быть джентльменом с дамами.
— Вы, наверное, правы. Если б я убил Муссолини, я бы стал джентльменом?
— Конечно.
— Пойду запишусь немедленно.
— Вас не взяли. Помните?
— Помню.
Мы оба долго сидели, ничего друг другу не говоря. Потом я сказал:
— Послушайте, вы не против, если я у вас что–то спрошу?
— Давайте, — отозвалась она.
— Почему вы попросили меня сойти вместе с вами с автобуса? И почему заплакали, когда я не вышел?
— Ну, у вас лицо такое. Чуть–чуть уродливое, знаете?
— Да, знаю.
— Ну, оно уродливое и еше трагичное. Мне просто не хотелось отпускать от себя эту вашу «трагедию». Мне стало вас жалко, вот я и заплакала. Как у вас лицо таким трагичным стало?
— Ох ты ж господи боже мой, — сказал я, затем встал и вышел вон.
И шел пешком до самого борделя. Парень на дверях узнал меня:
— Эй, чемпион, где губу расквасили?
— Да тут из–за Техаса схлестнулись.
— Из–за Техаса? А ты был за или против Техаса?
— За, конечно.
— Умнеешь, чемпион.
— Я знаю.
Я поднялся наверх, сел на телефон и заставил парня набрать мне редактора газеты.
— Это Буковски, друг мой.
— Вы встретились с девушкой?
— Я встретился с девушкой.
— Как получилось?
— Прекрасно. Прекраснее некуда. Наверное, целый час дрочил. Так и скажите своему обозревателю.
И я повесил трубку.
Спустился вниз, вышел наружу и отыскал тот же самый бар. Ничего не изменилось. Здоровенный парняга по–прежнему сидел на месте, по пустому табурету с обеих сторон. Я сел и заказал 2 пива. Первое выпил залпом. Затем отпил половину второго.
— А я тебя помню, — сказал парняга, — что там с тобой было?
— Кожа. Чувствительная очень.
— А ты меня помнишь? — спросил он.
— Я тебя помню.
— Я думал, ты сюда никогда не вернешься.
— Я вернулся. Сыграем?
— Мы тут в Техасе в игры не играем, чужак.
— Вот как?
— Ты по–прежнему думаешь, что техасцы — говно?
— Некоторые — да.
И я вновь оказался под столом. Вылез, встал и вышел. Дошел до борделя.
На следующий день в газете написали, что Роман не удался. Якобы я улетел обратно в Новый Орлеан. Я собрал шмутки и пошел на автовокзал. Добрался до Нового Орлеана, нашел себе законную комнатёшку и расположился. Пару недель хранил газетные вырезки, а потом выбросил. А вы бы что — оставили?
