— Скажите своему обозревателю, чтобы черпал из своего воображения.
— Послушайте, можно у вас спросить, чем вы зарабатываете на хлеб?
— Ничем не зарабатываю.
— Разъезжаете на автобусах и доводите девушек до слез?
— Это не всякому дано.
— Послушайте, я готов рискнуть. Я вам дам ее адрес. Сгоняйте и встретьтесь с нею.
— А может, это я рискую?
Он продиктовал мне адрес.
— Вам рассказать, как туда добраться?
— Не стоит. Если я бордель тут отыскал, и ее дом найду.
— Мне в вас что–то не совсем нравится, — сказал он.
— Да идите вы… Если у нее жопка что надо, я вам позвоню.
И повесил трубку…
У нее оказался маленький бурый домик. Дверь открыла какая–то старушка.
— Я ищу Чарльза Буковски, — сообщил я ей. — Нет, прошу прошения, — сказал я. — Я ищу некую Глорию Вестхэвен.
— Я ее мама, — ответила старушка. — А вы — человек из аэроплана?
— Я — человек из автобуса.
— Глория прочла колонку. Она сразу поняла, что это вы.
— Чудесно. Что теперь будем делать?
— О, заходите же.
Я зашел же.
— Глория, — завопила старушка.
Вышла Глория. Как и раньше нормально выглядит. Еше одна здоровая рыжая техасская бабца.
— Проходите сюда, прошу вас, — сказала она. — Извини нас, мама.
Она завела меня к себе в спальню, но дверь не закрыла. Мы сели — подальше друг от друга.
— Чем занимаетесь? — спросила она.
— Я писатель.
— О, как мило! Где вы публиковались?
— Я не публиковался.
— Значит, в некотором смысле, вы не совсем писатель.
— Точно. И живу я в борделе.
— Что?
— Я сказал, что вы правы, я в самом деле не писатель.
— Нет, я имею в виду другую фразу.
— Я живу в борделе.
— Вы постоянно живете в борделях?
— Нет.
— А почему вы не в армии?
— Не прошел психиатра.
— Вы шутите.
— Я рад, что нет.
— Вы не хотите воевать?
— Нет.
— Они Пёрл — Харбор разбомбили.
— Я слышал.
— Вам не хочется воевать против Адольфа Гитлера?
— Да нет, не очень. Пусть лучше кто–нибудь другой.
— Вы трус.
— Да, трус, и дело не в том, что мне противно убивать человека, просто мне не нравится спать в казарме, где храпит куча народу, а потом чтоб меня будил своим горном какой–нибудь придурок–недоёбка, и мне не нравится носить это чесучее унылое говно оливкового цвета: кожа у меня очень чувствительная.
— Я рада, что в вас есть хоть что–то чувствительное.
— Я тоже рад, но лучше б это была не кожа.
— Может, вам следует кожей и писать.
— Может, вам следут писать своей пиздой.
— Вы омерзительны. И трусливы. Кто–то ведь должен обратить вспять фашистские орды. Я помолвлена с лейтенантом Флота США, и если б он сейчас был здесь, он бы вас хорошенько проучил.
