К музыке непотребен.
Вот кабы залу «За!»
Вскинуть ручистый гребень.
Только жаль, не ясна
Линия партитуры;
Переварит со сна
Зал свой паёк культуры.
Ну, а в антракт в буфет
Жадной толпой взбешённой,
Зал поглотит котлет
Полумясных, тушёных.
А отзвучит финал —
И в по зубам в гардеробе
Радостно даст нахал
Даме в вечерней робе.
Хозяин плоти, научи
Меня служить стеченью фраз
Иль череп развенчай свинцом.
Тот звук, распахнутый в ночи,
Увидит всё совсем в ином
Контексте, как не станет нас.
Застынут скатерти цветов,
И, значит, станется таков
Исход наш. Плачьте, палачи!
Лимонной кожицей над Лысою горой
Случилось полнолуние. У леших,
Как водится, начался выходной;
И траур у усопших и воскресших.
Суть времён нам не дано понять,
Как момент для распродажи акций —
Время, проклиная, распинать;
Время, распиная, поклоняться.
Парадоксы, все наперечёт,
Выстроились в дерзкую кривую.
Может быть, нас всех попутал чёрт
Жечь иконы? Право вхолостую
Жечь святых немой эквивалент,
Учиняя новые Голгофы;
Графов бить за графы, и за строфы,
И за исторический момент.
Венчайте мудростью глупцов,
Клеймите гениев безумьем
И в хижинах среди дворцов
Вершите трудовые будни.
Казните за разврат святых,
А деспотов — за добродетель,
Благодаря при жизни их,
Посмертно разорвав портреты.
В прозрениях не видя прок,
Вините в слепоте пророка,
И положась на волю рока,
Кляните самовластный рок.
В мельканьи лиц, передовиц
Решайте, скромные герои,
Где сколько продано яиц
И как бы враз поднять удои.
Попутчик! Ты дави клопов —
Интеллигентское отродье.
Дух окрылённый, без оков,
У нас сам по себе пародья.
Век парадоксов. Век абсурда.
Но вот рукою лёгкой пудра
Замазала морщины щёк,
И кто–то с гордостью изрёк,
Что мы не те, умчались годы,
Воспрянь! От радости запой!
Как знать, хмельной глоток свободы
Сулит очередной запой.
Поблажка нам. Ну что ж — мерси!
Гротескна в сути время призма.
И вот читают мне в такси
Стихи про гидру большевизма.
Струился гибкий свод небес
Полуденным накалом.
И грязный диск, пурпурясь, влез
Над вечным пьедесталом.
А ветер, облака кроя,
Как пену, рвал громады
И перечёркивал края
Штрихом губной помады.
В тени беседки, среди книг,
Согбенно–горделивый,
Степенно ужинал старик,
Ел каравай и сливы.
Что ни скажи, нет безразличных к славе,
К ней долгий путь не лаврами увит.
Привет тебе, мой друг Иосиф Флавий,
Наивный лгун и маг–космополит.
Мы знаем силу слов — неумолима
Она, как отцвет траурных попон.
Скажи, зачем у врат Иерусалима
