И горят прыщи во лбах,
Мне Коперник не соперник,
Сам пусть мается в углах.
Если долго провожать — он уйдёт,
Страх незваный в доме запертых ставней.
Если б был бы я совсем идиот,
Было б легче и немного забавней.
Но я маюсь, как червяк на скале,
Где нет лаза и не выроешь нору,
И по самой даже скромной шкале
Мне в блаженные податься не впору.
Но блаженны те, кто ведают сны
И не знают ядовитых сомнений,
Но блаженны, кто в стеблях весны
Не узрят приближение тени!
Сокрушительно воют сердца
Тех, кто верен какой–нибудь блажи,
И судьбою своей подлеца
Не гнушатся блаженные даже.
Они ждут приближения лет,
Как достойной бесмертья награды,
И когда произносится «нет»,
Они даже по–своему рады.
Но я маюсь, как трезвый индюк,
Не доросший до собственной жизни,
И внимаю усердью услуг
Всех, кто верен себе и отчизне.
Боже мой, как несчастны они,
Но как счастливы их междуглазья,
Ты блаженность мне чудом верни,
Чтоб я пасся со всеми в лугах,
Чтоб питался дурманами в травах,
Забывая, как пишется «страх»
Рукавами пустого причала.
Если горесть моя не полна,
Если стыд мой не спрятан в матрёшке,
Тихо звякни мне в колокола,
Не набатом, а так, понарошке.
Я не знаком ещё со всем, что есть средь нас,
Ослы — животные с упрямым чувством чести,
И если есть ещё в вселенной этой вести,
То эти вести не доводятся до нас.
Какие славные животные ослы,
Их голоса по–свойму даже мелодичны,
Жаль, что всегда взирают с первой полосы,
Увы, лишь те, что в человеческом обличьи.
А за кулисами уже не суета,
А так, какое–то предвестие исхода,
И зажигает перекрёстки простота
Очередного недоевшего народа.
Который раз теряя вкус и мня изыск,
Всё наступает человечество на грабли,
И, повторяясь, наши глупости озябли,
Как зябнут мухи от шампани влажных брызг.
А телевиденье всё жаждет катастроф,
А катастрофы сохнут по невинным жертвам,
И смерть давно уже считается десертом,
А не каким–то отлученьем от даров.
А наши сверстники всё ищут перемен,
Не понимая, что вся хитрость в постоянстве,
И заменяют устаревший образ пьянства
На еще более старинный культ измен.
А в ресторанах размещаются меню,
И в них обычный список прегрешений смертных,
Когда бы люди вдруг родилися бессмертны,
Они бы тут же все засохли на корню.
По статистическим мерилам бытия,
Шанс невелик найти вторую половину,
Платонов миф укутан в старую перину
Из недомолвок, склок и страха небытья.
Но бродим мы, и раны наши жгут, как прут,
Отполовиненные чьей–то ловкой саблей,
И наши нити вовсе не ослабли,
