Махно и махновское движение | страница 5



Революция трактуется Бакуниным как массовое социальное творчество, освобождение творческих сил народа от сковывающих его институтов: «Вообразите себя посреди торжества стихийной революции в России. Государство и вместе с тем все общественно–политические порядки сломаны. Народ весь встал, взял все, что ему понадобилось, и разогнал всех своих супостатов. Нет более ни законов, ни власти. Взбунтовавшийся океан изломал все плотины. Вся эта, далеко не однородная, а напротив, чрезвычайно разнородная масса, покрывающая необъятное пространство всероссийской империи всероссийским народом, начала жить и действовать из себя, из того, что она есть на самом деле, а не из того более, чем ей было приказано быть, везде по–своему, — повсеместная анархия». 6 Собственно разрушительные последствия революции — лишь неизбежная плата, обратная сторона созидания. Бакунин без жалости относился к современному ему обществу, в котором видел, прежде всего, нищету, угнетение и индивидуализм.

Взгляд на конкретные формы революции определялся позицией теоретиков относительно возможности и границ применения насилия в революции. Для М. Бакунина и П. Кропоткина было характерно признание социального насилия, то есть спонтанного восстания, гражданской войны, но не систематического организованного террора. М. Бакунин писал: «Революция — это война, а когда идет война, то происходит разрушение людей и вещей. Конечно, очень печально для человечества, что оно не изобрело более мирного способа прогресса, но до сих пор каждый новый шаг в истории рождался лишь в крови. Впрочем, реакция не может упрекать в этом отношении революцию. Она всегда проливала крови больше, чем эта последняя». 7

«Социализм не жесток, он в тысячу раз человечней якобинства, я хочу сказать, политической революции. Он нисколько не помышляет против личностей, даже самых зверских, прекрасно зная, что все люди, дурные или хорошие — лишь неизбежный продукт того социального положения, какое создали им общество или история. Социалисты, правда, не могут, конечно, помешать, чтобы в первые дни революции в порыве гнева народ не истребил нескольких сотен лиц среди наиболее гнусных, наиболее яростных и наиболее опасных; но, когда этот ураган пройдет, они со всей своей энергией будут противиться хладнокровно организованной политической и юридической лицемерной резне». 8

Другой теоретик анархизма Л. Толстой отрицал применимость насилия вообще: «Анархия может быть установлена только тем, что будет все больше и больше людей, которые будут стыдиться прилагать эту власть». 9 «Христианство есть отчасти социализм и анархия, но без насилия и с готовностью к жертве». 10